На вершинах знания - [35]

На другой день Шадуровский сделал визит Железновым, через неделю зашел вечером, а через две стал у них бывать запросто. Они стали проводить вдвоем с Ликой уже целые вечера; никто им не мешал, дома все молчаливо признали законность такого необычайного явления. Казалось, мебель и та вступила в соглашение, как-то особенно удобно расположившись в укромных уголках — и этот молчаливый заговор быстро двигал роман Лики к концу.

Как-то случилось так, что старшие Железновы ушли в оперу. Лика осталась дома под предлогом головной боли. Она знала, что придет Шадуровский.

Он пришел минута в минуту, как всегда, долго возился в передней со своей шляпой и наконец появился в гостиной, где ожидала его волнующаяся Лика.

— Наши уехали, Петр Николаевич… Мама просила непременно задержать вас, она хотела вас о чем-то спросить.

Шадуровский сделал кислое лицо. Ему не совсем понравилась обстановка сегодняшнего свидания.

Она немного смутилась.

— Вы недовольны?.. Почему?

Но Шадуровский постарался прогнать свое испорченное настроение духа и ответил ей несколькими незначительными любезными словами. Лика была обворожительна в открытой шелковой блузочке, ее обнаженные руки манили и дразнили его, и в конце концов он пришел в равновесие.

Потом его засадили за рояль и он очень удачно фантазировал, взяв тему из Грига.

А потом перешли в будуар. Там горел розовый фонарь и мягкая мебель лукаво ждала их, и аромат тонких духов пьянил и туманил мозг. Через мгновение Лика почувствовала, что какая-то громадная сила овладевает ею, что что-то тяжелое и сладкое неотразимо надвигается на нее. Она хотела встать и не могла. А Шадуровский смотрел на Лику и боролся сам с собой. Близость молодой прекрасной девушки, ласковость ее гибкого тела, ее покорность, аромат духов и этот прелестный tête-à-tête, который никто не мог нарушить, — все это действовало на нервы, и страсть понемногу захватывала его в свои цепкие лапы.

Он подошел к Лике, наклонился и молча поцеловал ее в полураскрытые губы. Она не отвечала. Он поцеловал еще. Поцелуи его, долгие и страстные, туманили ее голову, — она ответила. Он стал целовать ее шею, плечи, грудь… она покорно отдавалась его бурным и грубым ласкам. И ни одного слова не было произнесено между ними. Только тяжелые вздохи перебивали частое дыхание Лики.

— Не нужно… Не нужно, — шептали ее дрожащие губы.

Но Шадуровский с силой поднял ее и молча посадил себе на колени. И, обожженная молнией страсти, она почти потеряла сознание.

Когда Лика очнулась, она лежала на кушетке, а Шадуровский был около нее с низко опущенной головой. Она села, оправила на себе платье, заплакала; Шадуровский тихо взял ее руку и поднес к своим губам.

— Ты не волнуйся… не плачь, — сказал Шадуровский. — Зачем ты плачешь? Дождемся стариков… мы счастливы! Ну, полно же, не плачь, родная! Или ты мне не веришь?

Он еще раз поцеловал ее руку.

Потом вернулись старики, потом пили шампанское, и никто ни о чем не догадался. А наутро Лика стала невестой.

В доме началась веселая суета. Целыми днями совещались о том, где что купить, где заказать, что и как сделать; старая Железнова вместе с Ликой носилась по магазинам и по портнихам, а сам Железнов беспрестанно вынимал и вкладывал бумаги, менял акции и погрузился в финансовую сторону дела: свадьба была назначена на Красную Горку, времени сравнительно оставалось уже немного.

Когда Лика, оживленная и раскрасневшаяся, возвращалась домой, набегавшись по всему городу и обойдя множество магазинов, ее обыкновенно ожидал уже Шадуровский, приходивший к ним ежедневно после службы: он занимал довольно большое место в одном из министерств. Шли бесконечные разговоры, строили планы будущей совместной жизни, мечтали и порой жестоко спорили. Иногда бывали, но редко, сладкие минуты наедине. Приходилось бывать вдвоем у бесконечной родни жениха и невесты. Но и Лика и Петр Николаевич были счастливы, делали множество глупостей, нервничали и всецело находились в любовном угаре.

И вдруг все переменилось.

Как-то раз Шадуровский пришел позже обыкновенного. Войдя в гостиную, он не нашел там всегда ожидавшей его Лики: она изучила его манеру и угадывала его звонок.

В гостиной, как и во всей квартире, пахло валерьяной, эфиром и еще какими-то каплями. А на диванчике сидел старик Железнов, совершенно удрученный, постаревший и совершенно потерявший свой обычный вид сановного придворного лица.

Петр Николаевич испугался.

— У нас несчастье… Ах, какое несчастье! — пробормотал Железнов. — Соберите все ваше мужество… Это ужасно!

Он слегка всхлипнул.

— Что случилось, Степан Иванович?.. Лика…

— Еще есть надежда. Час тому назад у нас был профессор Моравский. Он находит сильный нервный припадок. Дал кое-какие средства, но, как сам говорить, стал в тупик. Он предсказывает выздоровление, но после долгих забот и ухода; в лучшем случае, болезнь продолжится около шести месяцев. Он обещался вернуться через час с другим доктором.

— Да что такое случилось? Говорите же!

— Лика… Лика… Нет, это так тяжело, это так страшно! Лика… сошла с ума.

— Что вы говорите? Может ли это быть? Когда? Как это случилось?

— Ах, это все ваши эти модные проклятые сеансы! Давеча Лика мне рассказывала про сеанс у Варенгаузен. Да, кажется, и вы там были и видели заезжего медиума и… принимали участие в этих… глупостях!