На вечерней заре - [5]

— Интересно, Феша, какой у тебя живой вес?

— Я не баран, девушка, и не скотина. Тебе бы вот походить с моим сердцем-то…

— Да не о том, Фе-е-еша! Мой Толик, например, весил пятьдесят килограмм…

— Ну и ну! — враз очнулся Олег. — Довела же ты его! — Все опять засмеялись, а Олег стал разливать вино. Нина Сергеевна закрыла свою рюмку ладонями.

— Не тот разлив, что ли?

— Да ну тебя, остряк-самоучка! Я же вам хотела про Толика… Ну вот: как-то встречаю его в Елисеевском, магазин есть такой в Москве, а он: «Ты меня, Нинель, не преследуй!» А я ему: «Почему? Кто же нам запретил?» Он глаза прищурил и даже как будто подрос. Потом положил мне ладонь на плечо — ты, мол, Нинка, давно в зеркало не смотрелась… «А что такое?!» А то, говорит, все то, золотая моя и бронзовая, что в тебе теперь — пять пудов, а я рядом с тобой — просто сухарик… Да-а, голуби мои, так и сказал. А мне стало весело, будто сто рублей потеряла. Нет, говорю, Толик, ты словами-то не кидайся, я ведь прямо завтра худеть начну, — и сама так глазами ему играю, перебираю. А он — мужчина, конечно, — ну и повеселел сразу, отмяк. А потом и букетик купил в метро…

— Со мной тоже было!.. — оживилась весело именинница.

— Да вы дайте ей досказать! — заступилась Феша за Нину Сергеевну.

— Ты сама, Феша, перебиваешь, — нахмурилась именинница, и на щеках у ней проступили сильные ямочки. До них почему-то хотелось дотронуться, поцеловать. Я даже покраснел от своей тайной решимости, но мое внимание опять отвлекли.

— Ну вот, просили, умоляли про Толика, а сами с Фешей…

— Раньше парни девок-то выбирали, а теперь все перепуталось.

— О-ох, Феша, ты меня уморишь. Раньше были времена, а теперь — моменты. Так что ты помолчи.

— Молчу, молчу, девушка. Я че — могу помолчать, — сказала Феша и запахнула на себе теплую кофточку.

— Вот тебе и чё-почё… — передразнила ее Нина Сергеевна. — Когда я училась в Москве, то на «БТ» — Большой театр — налегала. А билеты туда, как Райкин говорит, — ди-фи-сит…

— А мы в войну — по сено и по дрова в твои годы, — подала снова голос Феша…

— Ой, Феша! — засмеялась весело именинница. — Тебе за мир бороться пора, а ты все про войну, про войну… — Все оживились, загремели посудой, и по комнате прошел точно бы ветерок. И этим воспользовался директор. Он встал и по-хозяйски посмотрел вдоль стола:

— Дорогие мои женщины! Я прошу вас — веселитесь, закусывайте…

— Администрация разрешает? — перебил его Олег.

— Вот именно! — встрепенулся директор и поднял глаза к потолку. — Сегодня праздник, большой праздник, товарищи. Можно, понимаете, и выпить еще, снять напряжение…

— К легкомыслию призываете… — сказал тихо Олег, но его услышала Нина Сергеевна:

— Во-во, он нас вниз тянет: пьяными-то проще командовать.

— Но позвольте? — удивился директор, его глазки остановились, как будто замерли. — Я ведь могу и обидеться. Но ради праздника… — Он взглянул вверх, на люстру. — Одним словом, прощаю… Я не злопамятный. А на вашу реплику, Нина Сергеевна, имеется притча…

— Что, что? Я глухая…. — подняла голову именинница. По ее полным щекам скользнула улыбка.

— Притча, говорю, хорошая притча, — повторил гордо директор. Его глазки повеселели, просили внимания. — Я вам приведу, а вы скажите — откуда? Вам положено знать. Мы же много читаем. Так? Или я ошибаюсь? — Он посмотрел на всех с вызовом, его глазки смеялись. Потом гордо прищурился и покачал головой.

— Не интригуйте женщин, не мучайте! — попросила кокетливо именинница, потом что-то поддела вилкой. Директор потянулся взглядом за ее полноватой красивой рукой и вдруг резко повел плечами:

— Значит, не интригуйте? Хорошо, подчиняюсь… Но я ведь тоже о женщине?..

— Валяй! — попросил Олег, но его не услышали. Директор заговорил уже громко, уверенно:

— Одна женщина, не слишком хорошего поведения, подошла однажды к Сократу и обратилась: «Что ты здесь ходишь со своими учениками да хвастаешься? Достаточно мне только поманить пальцем, и они побегут за мной и тебя бросят». А Сократ ей ответил: «Возможно. Потому что ты зовешь их идти с собой вниз, что очень легко. Я же зову их идти со мной вверх, что очень трудно…» Ну как, дошло? — Директор обвел всех взглядом, потом обмахнулся платком. Щечки у него горели, на лбу выступил пот.

— Ну и мораль сего? — спросила Нина Сергеевна. В руках у ней опять была сигарета.

— Ах, мораль? — точно бы удивился директор. — Но прежде скажите мне, кто написал?

— Мопассан! — громко крикнул Олег. И все засмеялись, а директор поморщился, точно съел кислое.

— Вы — озорник, Олег Николаевич. А я ведь всей душой, понимаете… Мое хобби — мудрые мысли. Собираю их двадцать лет. Да, да! — Он сжал ладони и похрустел пальцами. — Да, мои милые. Я всей душой к вам и на себя наступаю… У меня же гости дома, приезжие…

— Во-во! — встрепенулась Нина Сергеевна. — А давайте выпьем снова за вашего Адика?!

— Нет уж! За это было… — возразил ей Олег и поднялся с рюмкой в руке. — Я предлагаю выпить за то, чтоб женщины нас водили только наверх…

— На беседы с Сократом, значит! — поддакнул Олегу директор и почему-то весело посмотрел на меня. — А вообще-то, Олег Николаевич, давайте не забываться. У нас на вечере есть посторонние. А это нас призывает… — он запнулся и сразу нахмурил лоб. Лицо его стало надутым, обиженным.