На тюленьем промысле. Приключения во льдах - [3]

— „Ну, пойдем вместе! Ты откуда сам-то?"

— Из становища! С койдинцами я. А ты откуда?

— „Из Архангельска. Это ладно, что с койдинцами, их-то мне и надобно".

VII Необитаемая деревня

Мальчики шли вдоль опушки, почти возле самого обрыва. По дороге они знакомились. Мальчик из Архангельска рассказал, что его зовут Андреем Гусевым. Его отец служил рабочим на лесопильном заводе. Недавно он заболел тифом и умер. Андрей остался в Архангельске один, без родных и близких. Хотел поступить на завод. Там сказали: „Работы нет! Прежних рабочих рассчитываем".

Андрей взял узелок с хлебом и кое-какой одежкой, вздел отцовское ружье и пошел пешком в Койду.

„Там у меня дядя. Буду ему помогать: он меня не прогонит"…

Самоедский мальчик тоже оказался из Койды и почти ровесник Андрею. В позапрошлом году у него умерли мать и отец. Его взял к себе помор Илья Котов, и вот уже второй год, как он, Якунька Лыжников, ходит с ним на промысел и работает „зуйком". — Зуйком зовется в артели мальчик-подросток. Он служит и за повара, и за дровосека, исполняет всякие хозяйственные обязанности и те поручения, которые требуют не силы, а быстрых ребячьих ног.

„Здравствуй!" — сказал путник, подходя к мальчику.

Тропинка, по которой они шли, стала спускаться вниз. Она вела в ущелье, по которому сбегала к морю небольшая речка.

Вдоль речки протянулась вереница избушек. Их было десятка полтора. Все они были маленькие, приземистые, с плоскими дощатыми крышами. Андрей с удивлением смотрел на эту странную деревню. Она совсем была непохожа на высокую стройку поморов и всех архангельских крестьян. Стоя рядом, можно было легко посмотреть сверху-вниз на плоскую крышу такого домика.

Некоторые из них были скорее полуземлянками, и в них надо было влезать сильно согнувшись. Ни на одном доме не было трубы. Зато над притолками дверей и окон стены были копченые. Можно было догадаться, что это „курные избы“, и топятся по-черному.

Что за удивительное жилье!

Нигде ни души! Двери домов занесены снегом. У иных они открыты внутрь, и зимние мятели навеяли туда высокие сугробы.

Деревня была необитаема.

— „Чья же это деревня?" — с удивлением спросил Андрей.

— Это не деревня; это — становище, — ответил Якунька.

VIII Промысловые избушки

Поморы ставят на берегах промысловые избушки.

Сколотят наскоро из старых бревен, из корабельного теса; вырубят низкую дверь и окошки, как дыры; сложат каменку-печку, без трубы и заслонки; по стенам поставят широкие лавки — вот и избушка. Зыряне такие избушки зовут „пывзян" — баня. Они ставят их в лесу и по берегам озер. У поморов почти каждая промысловая артель имеет такие избы.

Обычай позволяет пользоваться и чужими избами, если они свободны. На Севере борьба с природой — трудна. Каждый человек окружен опасностями. Взаимная помощь — главное условие успеха в этих пустынных и суровых краях. Каждый по опыту знает, что он не может обойтись без содействия других людей. Вот почему каждый считает нужным оказывать помощь и гостеприимство всякому, кто в нем нуждается.

Когда помор покидает такой временный дом, он оставляет в углу под лавкой мешочек с мукой, немного пороху, зарядов, спичек, соли, сухарей. Спросите его, зачем он это делает? Он ответит:

— А как же! Пригодится, если кто-нибудь зайдет переночевать. Иной раз человек все теряет, доберется до становища чуть жив. Ну, вот ему и будет чем поддержать себя.

В удобных местах, куда собирается много поморов, промышляющих за навагой, треской, сельдью или тюленем, таких избушек нередко поставлено рядом очень много. Издали можно подумать, что это село или деревня. Вот это и называется становищем. Пока длится промысел, жизнь в становище кипит недели две-три, месяц. Кончится промысел, все уезжают. Становище остается мертвым и пустым. Только мусор, щепки, копоть да угольки говорят о том, что здесь еще недавно жили люди.

IX Встреча

В становище, куда привел Андрея Якунька, только в одном доме оказались люди.

Чтобы влезть в избу, Андрею пришлось сильно согнуться между притолкой и высоким порогом.

На лавках сидели люди. В полумраке избы они казались ему темными, почти черными. На черной копоти стен только с трудом можно было различить их.

Из печки выходил дым. Он еще более мешал видеть. Он ел глаза, щипал ноздри.

С Андреем поздоровались, расспросили откуда и куда. Посадили за стол, предложили поужинать вместе. Якунька вынул из печки черный котел с горячей похлебкой. Все уселись вокруг котла, взялись за ложки и медленно, и степенно, соблюдая строгую очередь, стали зачерпывать „горячее".

За ужином и в разговорах прошло незаметно время.

Андрей повторил еще раз свою печальную историю, которая вызвала в слушателях большое участие. Но особенно все заинтересовались, когда узнали, что мальчик пробирается в Койду.

— В Койду? И мы из Койды! Да ты чей будешь-то?

— „Андрей Гусев, Осипа Гусева сын. А дядя мой Степан Гусев в Койде живет".

Если на всем побережье от Архангельска до Мезени назвать имя Степана Гусева, всякий местный помор непременно улыбнется и скажет:

— Степан Гусев? Степан Гусев — хороший человек.

На Севере много земли.

На сотни верст тянутся еловые леса. На сотни верст пролегли реки и морские берега. А людское жилье попадается редко. От иного села до другого летом даже нет сухопутной дороги. Да и зимой приходится ехать десятки, а то и сотни верст прежде чем доберешься до „соседей".