На трудных дорогах войны. В борьбе за Севастополь и Кавказ - [70]

Вскоре мне довелось участвовать в Кутаиси и Сухуми в военной игре на картах с армейскими товарищами Закавказского фронта, связанной с возможной обороной Закавказья. После игры была проведена полевая поездка, точнее – горная.

Разбившись на две группы, мы двинулись к Кавказскому хребту.

Наша группа остановилась в селе Омаришара (у начала подъема на хребет), дальше на машинах ходу не было. Другая группа на повозках и верхом на лошадях двинулась на Клухорский перевал.

То, что я испытал на себе, увидел своими глазами, убеждало меня: даже здесь, в высоком предгорье, можно надежно обороняться и держать крепко рубежи, оседлав дорогу и тропы. Через три месяца это подтвердит весь ход событий. Что касается самого Клухорского перевала, то там, как мне показали на карте и рассказали вернувшиеся с перевала, можно одним усиленным батальоном с пулеметным взводом и двумя батареями малокалиберных пушек отбить любую вражескую силу. Ведь с одной стороны гора, а с другой – ущелье. Только в дополнение надо своих людей еще посадить на нависающую над перевалом гору, так как она может оказаться подвластной солдатам горной части противника.

Изучив тогда на сухопутных картах Кавказский хребет, я увидел немало перевалов, проезжих на повозках и вездеходах, много проходов для вьючных лошадей и большое количество людских троп. Кавказские народности издавна и интенсивно общаются через хребет. Я пришел к глубокому убеждению, что Кавказский хребет – это не каменный щит, за которым можно просто в безопасности отсидеться, пребывая в беспечности и лености. Правда, это надежный рубеж обороны, подаренный природой, труднопробиваемый, при одном условии, что все перевалы, проходы, тропы заняты горными войсками с техникой, а на них усердно работает маленькое неприхотливое животное – ишачок, он все доставляет к перевалу: и боеприпасы, и продовольствие, и пушки в разобранном виде, а с перевала увозит раненых.

Короче: блокировать перевалы, проходы в обороных целях не составляет никакого труда даже небольшой армии в 5–6 дивизий, все зависит от сноровки и чувства долга, начиная от командующего до командира взвода, при наличии обученных командиров взводов, рот и батальонов сражаться в одиночестве, на изолированных участках, полагаясь только на свои резервы, ибо подать резервы с других участков невозможно, да и выдвинуть из тыла сложно.

Тогда я не допускал мысли, что сюда пустят врага, а с учетом возможности надежного удержания перевалов и проходов я и вовсе находился в состоянии покоя и благодушия: наша армия не подпустит врага к перевалам. Когда я по возвращении доложил командиру базы о результатах игры и горной поездки и поделился своим мнением о неуязвимости перевалов, он не то чтобы опровергнул мой розовый оптимизм, а как-то уклончиво проговорил: поживем – увидим, противник опять берет инициативу в свои руки.

По приказанию Октябрьского, переданному Елисеевым, мы отправили из Батуми в Севастополь 9-ю морскую стрелковую бригаду полковника Н.В. Благовещенского на крейсере «Ворошилов» (командир – Ф.С. Марков) и на эсминцах «Сообразительный» и «Свободный», которыми командовали капитаны 3-го ранга С.С. Ворков и П.И. Шевченко. Отбив все торпедные атаки противника, отряд кораблей благополучно доставил бригаду и в ту же ночь покинул Севастополь, забрав раненых. Филипп Савельевич Марков, как всегда, и здесь проявил новаторство. Он правильно определил, что главной опасностью для крейсера являются самолеты-торпедоносцы – их труднее всего отражать: они атакуют в утренних и вечерних сумерках, заходя с темной половины горизонта, подходят к цели на высоте 100 метров и с расстояния 1000 метров каждый выпускает по две торпеды. Обнаружить их очень трудно. Ночью лучше всего наблюдать, находясь как можно ниже, – ближе к воде, земле. С высокого мостика крейсера ночью самолеты не обнаружишь. По приказанию Маркова на палубу с обоих бортов были уложены матросы для наблюдения лежа за самолетами с винтовками, заряженными патронами с трассирующими пулями. При обнаружении самолета наблюдатель открывал огонь в его направлении для целеуказания. Это гарантировало своевременное открытие артогня по самолету и осуществление командиром маневра уклонения от самолета и сброшенных торпед, это нововведение было принято и на других кораблях и судах, хотя там тоже уже начали применять нечто похожее.

Наши части Крымского фронта оставили Керченский полуостров и переправились через Керченский пролив на Таманский полуостров. И не солдат, командир и политработник тому причиной. Уже дважды за полгода флоту пришлось заниматься эвакуацией из Крыма через пролив наших войск, в большой спешке, с большими потерями; и в первом, и во втором случае нашим командующим и их штабам не хватило мастерства и организаторского таланта, чтобы искусно удержать очень удобные рубежи на Акмонайских позициях и Турецком валу для обороны Керченского полуострова или организовать оборону Керчи по примеру Одессы и Севастополя, имея в тылу надежные морские коммуникации через пролив.

Сразу же эту беду с потерей Керченского плацдарма почувствовал на себе Севастополь. Освободившиеся войска противника от Керчи были переброшены к Севастополю. И начался третий – июньский – штурм Севастополя с суши. А с моря его блокада самолетами, торпедными катерами и подлодками настолько стала жесткой, что теперь уже каждый переход в Севастополь считался не просто боевым походом, а прорывом блокады. Это были поистине огненные рейсы боевых кораблей на борту с войсками и боеприпасами. В прорыв ходили корабли эскадры. И несли потери. В Севастопольской бухте массированным ударом авиации был потоплен новый эсминец «Свободный» (командир – капитан 3-го ранга П.И. Шевченко).