На трудных дорогах войны. В борьбе за Севастополь и Кавказ - [53]

Когда в Одессу прибыл сам Октябрьский, мы, корабельные артиллеристы по образованию, доложили ему, доказали свою правоту, теоретически обосновали и, исходя из сложившейся обстановки, действовали в полном согласии с руководителями армии. Мы убедили комфлота, что нельзя жить в плену старых классических артиллерийских догматов, и на деле показали, что только благодаря артподдержке наша пехота выстояла в августе и что вся прелесть морской артиллерии, ее значимость в этой войне и состоит в том, что она рядом и вместе с нашей пехотой громила вражеские сухопутные войска, и для этого мы сформировали и разместили в боевых порядках батальонов морские корректировочные посты, чтобы каждый морской снаряд в цель разил живую вражью силу И что в артподдержку нашей пехоты мы привлекли даже крупнокалиберную артиллерию до 180-миллиметровой включительно, предназначенную против крейсеров, но для поражения пехоты она имела фугасный снаряд.

Наш комфлот – большая умница. Он сразу схватил суть вопроса, он согласился с нами и теперь уже сам приказал нам действовать, как и прежде, он отменил свой запрет, досадуя на невежду, который ввел его в заблуждение, – а такую добродетель с полным основанием можно отнести к рыцарской.

Да, для нашего флота война была особенная, война континентальная, неудачная вначале для нашей армии, и требовалось спасать положение всеми наличными силами, не рассуждая о записанном в учебниках предназначении того или иного рода морских сил. Наша судьба решалась на суше, и надо было некоторым морякам побыстрее прощаться с устарелыми флотскими канонами обязательного во всех случаях деления флотской артиллерии на группы: поддержки пехоты и дальнего действия. Не выискивать мифические дальние цели для бесплодной траты снарядов. Быстрее поворачивать все калибры против реально атакующей нас вражеской пехоты, штурмовавшей наши города. Что мы и сделали в Одессе первыми в Военно-Морском Флоте.

Главная заслуга Военно-Морского Флота в Великую Отечественную войну и состоит в том, что он своей морской пехотой, морской авиацией и мощным огнем береговой и корабельной артиллерии всех калибров, возмещая нехватку в армии живой силы, авиации, полевой артиллерии и боеприпасов к ней, разил вражескую пехоту и танки и этим помог Красной Армии устоять там, где она своими флангами упиралась в морские укрепленные районы, приобретала стойкость и вместе с флотом месяцами держала приморские плацдармы, прославляя свои знамена в обороне городов-героев.

Вот и сейчас Октябрьский, правильно оценив обстановку на суше под Севастополем, вызвал к себе эскадру – помогать Приморской армии устоять, и теперь он уже сам прикажет открыть огонь по вражеской пехоте всеми калибрами корабельной артиллерии, вплоть до 180–305 миллиметров, именно в поддержку нашей малочисленной пехоты. Вот что значит познать войну на себе – быстро угасли иллюзии о морских сражениях, поиски мифических целей, «специальных сухопутных объектов» в тылу противника, якобы ожидавших ударов нашей морской крупнокалиберной артиллерии. Не было у нас на юге этих целей, но зато была – вот она, непрерывно атакующая нас вражеская пехота с танками, под ударами которых отходили наши войска! Надо было, спасая положение, бить врага всем, что было в нашем распоряжении, не распределяя нашу артиллерию, да и авиацию, по классическим группам предназначения – линкоры и крейсеры снарядами, минно-торпедная авиация и гидросамолеты бомбами громили вражескую пехоту.

Октябрьский в Севастополе пошел по нашей, проторенной в Одессе дорожке, забыв свою посланную нам радиограмму с обидными для нас, корабельных артиллеристов, поучениями, полностью использовал наш одесский опыт и даже превзошел нас в калибрах при стрельбе по пехоте. Все правильно. Наши устояли, не пустив врага в город. А генерал Моргунов и его помощник подполковник Файн, не испрашивая ни у кого разрешения и опередив комфлота, с самого начала использовали всю береговую артиллерию, до 305 миллиметров, в поддержку нашей пехоты. Тоже все правильно. Кому бы была нужна береговая артиллерия, как и корабли, если бы враг, сбив нашу пехоту без надлежащей артподдержки, прорвался бы в город и овладел им?! Это же очень хорошо, что наши флотские артиллеристы, учтя тяжелую обстановку на сухопутном фронте, быстро перестроились, распрощавшись с устаревшими флотскими догматами, повернули предназначавшуюся против линкоров и крейсеров артиллерию на сушу против пехоты. Быстро перестроился и наш комфлот.

И мне приказано выводить из гаваней линкор и крейсера, направляющиеся в бой с вражеской пехотой. Эти выходы и входы стали настолько частыми, что задействовали все портовые и флотские буксиры и всех наших специалистов по буксировке. Помимо Мушбы, Гацерелии, Хибикова и Букин, подключились еще и лоцманы В.М. Ошанин, И.М. Письменный, Ф.Ф. Пеньков и начальник вспомогательных судов базы капитан 3-го ранга Денис Францевич Каминский, знатный мореход, бывший капитан пассажирского теплохода «Аджария». А позже в это включился и начальник вспомогательных судов флота капитан 1-го ранга И.Л. Кравец, опытный моряк; он привлек к этой работе своего помощника Н. А. Мунаева и все свои мощные буксиры типа «СП» с опытными капитанами, в числе которых были Г.К. Максимов, С.П. Багмет, В.М. Ошанин, М. Мальцев, В. Галкин. Но больше всего мне запомнились по своей боевитости капитаны буксиров С.А. Найден, Г.Е. Фалько, В.М. Адамов – ведь я с ними знаком еще с Одессы: они сильно помогли нам в последнюю ночь при эвакуации, доставляя войска на внешний рейд на крейсера, выводили подбитые крупные суда из порта, а затем, следуя в конце колонны конвоев, находились в готовности броситься на помощь судну с войсками, если оно будет терпеть бедствие в случае повреждения противником.