На трудных дорогах войны. В борьбе за Севастополь и Кавказ - [46]

В эти первые дни борьбы ушли в бессмертие пять моряков: К.Д. Фильченков, И.М. Красносельский, Д.С. Одинцов, Ю.К. Паршин, В.Г. Цыбулько, вступивших в единоборство с танками противника и не пропустивших их в боевые порядки морской пехоты, за что были посмертно удостоены звания Героя Советского Союза, им воздвигнут памятник на месте их последнего боя с танками.

– С уверенностью можно утверждать, – заявил Рогов, – не выступи Черноморский флот на суше, в качестве сухопутного войска, своей морской пехотой, артиллерией и авиацией против дивизий 11-й немецкой армии Манштейна, рвавшейся в Севастополь форсированным марш-маневром, Севастополь пал бы в первые дни ноября, до подхода Приморской армии. Само собой разумеется, что в этом случае Приморская армия была бы блокирована на южном берегу Крыма с печальным исходом. Таким образом, флот, удержав за собой Севастополь и Балаклаву, обеспечил Приморской армии свободный проход через Байдарские ворота и у Балаклавы для воссоединения с флотскими защитниками Севастополя. Это большая победа Черноморского флота.

Повторюсь, еще раз поясню, почему Петров заторопился в Севастополь. В 1943–1944 годах генерал армии М.Е. Петров командовал войсками на Керченском плацдарме. Я, вступив в командование Керченской переправой, отправился на КП Петрова – представиться ему. После официальной части Иван Ефимович выкроил время для воспоминаний об Одессе и Севастополе, о делах, уже ставших историей, но время от времени дававших себя знать колкостями и попреками в его адрес. Коснувшись причин спешного своего прибытия в Севастополь, он сказал: «Я прибыл в Севастополь и для выбора рубежей для своих дивизий, следовавших вслед за мной, и для того чтобы включиться в борьбу, имея в виду одну очень важную цель – удержать за нами Байдарские ворота, через которые должна проследовать Приморская армия от Ялты по шоссе к Балаклаве и Севастополе, я хотел нацелить флотские части на удержание этого узенького горлышка-прохода для моей армии, спешившей на помощь морскому гарнизону, сражавшемуся с гитлеровцами».

Утверждаю, что Петров был прав, приняв такое разумное решение, тем более, что делать ему на марше своих войск по Приморскому шоссе было совершенно нечего.

Рогов поведал, что Петров буквально воспрял, убедившись, что моряки надежно держат рубежи в этих первых боях, он уверовал, что их оборонительные позиции у Балаклавы обеспечат благополучный подход Приморской армии к Севастополю.

Вступив, в соответствии с приказом Левченко, в должность командующего Севастопольского оборонительного района, Петров приступил к руководству боями на суше, но так как у него тут не было своих войск, то свое руководство морской пехотой на первых порах он осуществлял через генерала Моргунова, который в этих целях был назначен заместителем Петрова, и находились они оба на КП Моргунова.

7 ноября была получена директива Ставки: руководство обороной Севастополя возложить на командующего Черноморским флотом Октябрьского[30]. Командующий Приморской армией Петров стал заместителем Октябрьского по сухопутной части. Контр-адмирал Жуков оставался заместителем командующего флотом по обороне Главной базы и являлся первым заместителем Октябрьского. В Севастополе оказались вместе те, кто отвечал за оборону Одессы, – руководители, оправдавшие доверие Ставки.

В тот же день к Севастополю начали подходить части армии, и Петров вместе с Моргуновым и Крыловым, после одобрения Октябрьским, искусно объединяя с флотскими частями, расставляли их на рубежах: по секторам обороны, которых было создано решением Октябрьского – четыре.

Рогов, говоря об этом, особо подчеркнул, да мы потом и из других источников узнали о принципиальной линии Октябрьского в организации сил обороны: в жестоких условиях борьбы на осажденном приморском плацдарме должна соблюдаться строгая соподчиненность во всех звеньях – кто кому подчинен, кто перед кем и за что отвечает. Поэтому он сразу же приказал: никакого деления на наших и ваших не должно быть, все флотские и армейские части на суше объединяются воедино и подчиняются единому начальнику – генералу Петрову. Но все принципиально важное на суше делается и проводится с одобрения и даже по приказу командующего обороной Октябрьского – такова воля Ставки и того требовали интересы дела: никакой раздвоенности. За Севастополь перед Ставкой персональную ответственность нес тот, чья фамилия была обозначена в директиве Ставки, – Октябрьский. И в этом не должен отходить от установок Ставки, допускать вольные толкования смысла ее директив, в зависимости от симпатий к той или иной личности; тут твоя вольность кончается там, где начинается сила директивы. Говоря об Октябрьском как высшем начальнике в обороне Севастополя, я подчеркиваю, что на главном направлении борьбы за Севастополь на сухопутном направлении главными силами были сухопутные войска – теперь уже объединенные войска флота и армии, – которыми командовал Петров, тут он выступает как второе ответственное лицо в обороне Севастополя. Я подчеркиваю – второе. Но важное. От армии и ее командующего многое зависело, чтобы оборона протекала успешно. Но не всё. Ибо армия – будем теперь считать в целом, как объединенную с флотскими войсками – не продержалась бы длительное время без огневой мощи флота: береговой и корабельной артиллерии и флотской авиации, без морских коммуникаций. А по ним потоком пошли с Кавкааа в Севастополь боеприпасы и войска – маршевые части, дивизии и флотские бригады.