На трассе — непогода - [14]

4

Семену Артынову почудилось, что сержант негромко назвал его фамилию, и он тут же вскочил — ведь на сборы всего две минуты, — и как только открыл глаза, то вспомнил, что находится в гостинице, ему стало смешно, и он снова повалился на койку, — спать можно было сколько угодно, и он опять уснул, а окончательно проснулся, когда услышал женский голос:

— Не смей!

Семен лежал и думал: как хорошо, что не надо никуда спешить — ни в строй, ни на зарядку, — и опять услышал, как женщина сказала:

— Ехал бы ты своей дорогой, Николай! Сказала раз, хватит!

Женщина сидела на кровати у самых дверей, расчесывала рыжие волосы, зеркальце у нее было поставлено на подушку; плечи голые, очень красивые плечи, стиснутые тесемками бюстгальтера. Семен усмехнулся: все-таки удивительно, как терпят женщины эти лямки, когда они так врезаются в кожу? Рядом с ней стоял высокий мужчина в серой рубахе с накладными карманами на «молниях».

— У нас коса на камень, — сказал он. — Ты меня знаешь.

Тогда женщина встала, надела синюю кофту, застегнула на груди; Семену нравилось, как она это делала.

— Надоел ты мне, Николай, — сказала женщина. — Как встретились, так разошлись. Тебе в один конец, мне в другой.

— Обидел я тебя? — спросил он.

— Меня не обидишь, — ответила она ему. — А ты ступай себе делай свою жизнь. — И засмеялась.

Николай спросил:

— Ты что?

— А ничего, — сказала женщина, взяла сумку и выбежала из комнаты.

Николай постоял, подумал и пошел за ней.

Семен Артынов отслужил на пограничной заставе два года. Конечно, не раз думал, как будет возвращаться домой, в Москву, и вот, когда пришла пора уезжать, понял: никогда не увидит больше ни острова, ни сопок, ни бамбуковых зарослей, ни океана.

Пограничники жили в длинном деревянном доме. Кто-то давным-давно нашел это отличное место для заставы и поставил дом так, чтобы он был защищен от ветров со всех сторон; он располагался в ущелье между сопками с крутыми каменными срезами, а фасадной своей стороной выходил на широкую косу, которая отделяла океан от пресного озера, и на этой косе стояли, как башни, три скалы, их так и называли ветроломами. Вообще это был отличный дом, в нем можно было жить круглый год, даже не заботясь о топливе, только разве для кухни, потому что совсем рядом пробивались наружу горячие серные источники, один из них заключили в трубу и так устроили водяное отопление. Кроме служебных помещений, казармы, комнаты боевой славы в доме был отдельный вход в офицерские квартиры, ничем не хуже городских.

В те дни, когда Семен Артынов заканчивал службу, ему казалось, что прошла она для него легко и он бы мог прожить на острове еще много лет; привык к зимним ветрам, к грохоту океана в штормы, к туманам, да и не о них вспоминал, а видел перед собой чистую воду озера, в которой большие косяки рыбы — за полчаса наловишь легко ведра два; видел пепельный песок океана — сколько хожено-перехожено по нему; сопки в густой, яркой зелени бамбука, цветущие магнолии. Да, теперь, когда все оставалось позади, служба не казалась тяжелой, и все же никогда еще Семену так не хотелось домой, как в последние его дни на заставе.

Его проводили на машине до поселка.

Бывал здесь Семен и раньше, хоть и редко; поселок этот после заставы казался городом, — это легко понять, когда вокруг только сопки, вода, заросли и одинокий дом в ущелье. А вообще-то в поселке большинство домов были деревянные, и на вид мрачные, стены их, обращенные к океану, обиты черным толем, а иногда и весь дом обшивался им — так здесь защищались от влаги и ветров.

Из поселка Семен должен был добираться на попутной или автобусом в аэропорт, а он был на другой стороне острова, не на океанской — на морской. Первое, конечно, что нужно было выяснить: как там погодка? У океана может сиять солнце во все небо и даль видна до бесконечности, а на морской стороне, хотя туда всего двадцать километров, у подножья вулкана, где аэропорт, лежит густой, влажный туман или хлещет дождь. В поселке всегда знают, летают сегодня самолеты или нет.

Прилет самолета важен для всех: это и почта, и посылки, и кинофильмы, приезд знакомых и друзей.

От заставы на машине Семена Артынова довезли до КПП, там уже знали, что летит он домой, и наготовили писем — вполне можно их послать почтой, но почему-то так считается, что если летит человек в Европу, то лучше письма посылать с ним. Вот здесь-то, на КПП, Семен и встретился с Гошей Смирновым. Он был водителем, несколько раз приезжал на заставу. Как только увидел Семена, заорал:

— Привет, попутчик! Я тебя два часа дожидаюсь.

Он рассказал, что утром прилетел «АН-24», отбыл на материк и теперь, хочешь не хочешь, загорай сутки.

— Начинаем мирную жизнь! — вопил Гоша. — Топаем в город.

Можно было переждать и на КПП, избушка у ребят хоть и тесная, но переспать есть где, но тут Гоша стал доказывать, что глупо первый день гражданской жизни торчать у своих, в поселке у него знакомых навалом, и он специально ждал Артынова, чтобы не потерять попутчика, а то бы давно сидел у кого-нибудь в гостях или бы пошел на дневной сеанс в кино. Семен решил, что Смирнов прав, и ответил, что хочет по поселку пройтись пешком, потому что мало здесь бывал и вообще отвык от людных мест.