На суше и на море. Сатанстое (сборник) - [60]

– Ты с «тех пор» никогда не был в этом зале? – спросила она.

– Нет, не был. И сколько лет прошло после того, особенно для нас!

– Милс, но ведь ты не бросишь Клаубонни? И мы никогда не разрушим эту священную комнату.

– Не беспокойся, Грация. Для меня Клаубонни теперь дороже еще, чем когда-либо, так как самые мои лучшие воспоминания связаны с ним.

Грация высвободилась из моих рук и в то же время пристально и испуганно посмотрела на меня. Затем сказала, пожав мою руку:

– Милый брат, ты еще слишком молод, чтобы так рассуждать, – при этом я в первый раз заметил в ней такое грустное выражение лица, – слишком молод для мужчины; женщины – дело другое. Мне кажется, что нам всем суждено одно страдание.

У меня не хватило духу ответить, так как я подумал, что Грация сейчас станет говорить о Руперте. Несмотря на нашу нежную дружбу, мы никогда ни одним намеком не затрагивали наших отношений к Руперту и Люси. Итак, нам теперь предстояло заглянуть в самые сокровенные уголки наших сердец; но когда пришла решительная минута, мы заговорили о другом.

– О! Ты не знаешь жизни, Грация, – сказал я с напускным равнодушием. – Сегодня – всюду свет, а завтра – мгла. Я, вероятно, никогда не женюсь; а потому Клаубонни перейдет к тебе и твоим будущим детям. Тогда делайте с домом, что хотите.

– Но я надеюсь, что ты не стыдишься своего Клаубонни. А что касается твоей женитьбы, это вопрос еще не решенный. Мы не можем знать будущего.

Видя мое волнение, она добавила:

– Станем лучше говорить о чем-нибудь другом. Скажи же, Милс, зачем собственно ты позвал меня сюда?

– Зачем? Ты ведь знаешь, что я уезжаю на будущей неделе, и мне надо кое-что сообщить тебе, чего я не могу сделать, когда ты вечно окружена посторонними людьми, как Мертонами и Гардингами.

– Посторонними, Милс! С каких это пор Гардинги стали для тебя чужими?

– Я хочу сказать, что я их не считаю принадлежащими к нашей семье.

– А нашу дружбу с ними с самого детства ты считаешь ни за что? Да я не помню того времени, когда бы я не любила Люси, как родную сестру.

– Я вполне разделяю твои чувства; Люси прекрасная девушка. Но теперь положение Гардингов изменилось с того момента, как миссис Брадфорт вдруг воспылала к ним страстью!

– Вдруг, Милс? Но ты забыл, что она их близкая родственница, что мистер Гардинг законный наследник миссис Брадфорт и что вполне естественно, что эта женщина оказывает внимание тем людям, которые имеют равные с ней права на ее средства.

– И Руперт тоже – в числе ее наследников?

– Мне кажется, и я боюсь, что сам Руперт слишком рассчитывает на это. Конечно, и Люси не будет забыта. Она – любимица миссис Брадфорт, которая мечтала даже удочерить ее, чтобы никогда с ней не расставаться. Ты сам знаешь, какая Люси добрая и преданная, ее невозможно не полюбить! Только мистер Гардинг не согласился отпустить от себя дочь, и миссис Брадфорт уступила с тем, чтобы Люси проводила у нее в Нью-Йорке каждую зиму. Руперт кончил изучение права и теперь устраивается там в ожидании вступления в адвокатуру.

– И конечно, как только стало известно, что Люси – наследница богатой тетки, ее шансы на приискание женихов возвысились?

– У Люси и без того слишком много достоинств, и хотя она не откровенничала со мной, но я догадываюсь, что она уже отказалась от одной партии два года тому назад и от трех – нынешнюю зиму.

– В том числе и Дреуэтту? – спросил я с такой поспешностью, что Грация удивилась и грустно улыбнулась.

– Думаю, что нет. Иначе он не считался бы ее женихом. Люси слишком правдива, чтобы поселять в душе человека сомнения. А ухаживания мистера Дреуэтта начались совсем недавно, так что она еще не имела времени ему отказать. Кстати, тебе, конечно, известно, что мистер Гардинг пригласил его сюда?

– Сюда? Эндрю Дреуэтта? Зачем это?

– Я слышала, как он сам просил у мистера Гардинга позволения приехать. А ведь наш опекун – сама доброта и кротость; конечно, он не мог отказать; тем более что он очень любит мистера Дреуэтта; и, по правде сказать, это действительно достойный и талантливый молодой человек. Одна из его сестер, выходя замуж, породнилась с лучшими семьями, живущими на той стороне Гудзона; каждое лето он навещает ее и теперь, без сомнения, воспользуется соседством, чтобы приехать в Клаубонни.

Я негодовал в душе; но вскоре рассудок взял верх. В самом деле, мистер Гардинг имел полное право приглашать к нам кого угодно до моего совершеннолетия.

– Знала ли ты тех господ, которым отказала Люси? – спросил я спокойным тоном, помахивая тросточкой и даже посвистывая.

– Да ведь я тебе сказала, что Люси не поверяла мне своих тайн. Миссис Брадфорт шутила иногда со мной насчет претендентов Люси, но и она тоже не знала ничего положительного.

– А, вы смеялись! Прекрасно. Хороша шутка над несчастным человеком, который мучается.

– Твое замечание справедливо, Милс, – сказала Грация, переменив тон. – Но все-таки мне кажется, что мужчины в этом отношении менее чувствительны, чем женщины.

– Миссис Брадфорт помешана на свете, а мы не привыкли к этому обществу.

– Ты прав, Милс. Но наш добрый мистер Гардинг, как мог, подготовил нас для вступления в свет, а потом я удостоверилась, что чем выше стоят люди в общественном положении, тем они менее требовательны и менее склонны к осуждению.