На суше и на море, 1987 - [74]

Заснеженные сопки, березовые леса, черные скалы с рассевшимися на них крикливыми чайками отражала спокойная, как зеркало, гладь бухты. Три десятка домишек, обнесенных частоколом, — вот и вся крепостца. В бухте ни единого судна, лишь чернеют вытащенные на берег байдары. Но это своя, родная земля — Отечество. Никогда не видали «Камчатскую землицу» моряки с «Надежды», зато наслышаны о ней были гораздо. Век назад казачий пятидесятник Владимир Атласов со товарищи прошел ее впервые всю, до самого мыса Лопатки на южной оконечности. А немного спустя штурманы Иван Евреинов и Федор Лужин положили ее на карту с градусной сеткой. Крузенштерн вспомнил о долгих беседах в Ревеле со своим однокашником Яковом Берингом, внуком знаменитого командора, основавшего Петропавловск. Да и как было не вести эти беседы, если Яков Беринг в чине мичмана входил в состав несостоявшейся экспедиции Муловского. Жаль Берингова внука, не довелось ему увидеть Камчатку, погиб в турецкую кампанию…

Крузенштерн рассматривает берег в подзорную трубу и видит в крепостце необычайное движение: солдаты наводят на корабль пушки, подкатывают ядра. Что такое? Ах, да! «Надежда» — первый корабль из Европейской России в здешних водах. Неудивительно, что его принимают за иностранный корвет и готовятся к обороне.

Тотчас же на судне взвивается андреевский флаг. Солдаты в крепостце восторженно вскидывают вверх надетые на штыки треуголки и отчаянно размахивают ими. Дождались-таки корабля с далеких берегов Балтики. Гремит пушечный салют — одиннадцать залпов. Не успевают затихнуть их раскаты, Крузенштерн приказывает ответить столькими же залпами корабельной артиллерии.

— Шлюпки на воду!

Всем не терпится сойти на родную землю, обнять соотечественников. Комендант крепости майор Крупский вытирает слезы. И тут неожиданно выступил на сцену Резанов. Облаченный в шитый золотом камергерский мундир, в блеске орденов Св. Анны и Мальтийского креста, он производил весьма внушительное впечатление. Вручая свои официальные бумаги майору, он заявил, что отстраняет от командования судном капитан-лейтенанта Крузенштерна и требует заключить его под стражу. Нет, не простил ему камергер, что поступил по-своему, повел судно в Петропавловск, минуя Японские острова.

Крупский долго читал пергамент, потом просто рассматривал его со всех сторон, видно, впервые держал в руках столь важный документ. Возвратив пергамент Резанову, он долго еще молчал, потом наконец произнес:

— Я немедля снесусь с губернатором Камчатки генерал-майором Кошелевым, полагаю, он примет правильное решение в таких необычных обстоятельствах. Пока же, не имея на то полномочий, не волен я заключать под стражу капитан-лейтенанта флота и кавалера. Да и, правду молвить, — Крупский неожиданно улыбнулся, — содержать под стражей кого бы то ни было здесь нет никакой надобности. — Майор обвел широким жестом окрестные сопки, бухту с замершей на ее зеркальной глади «Надеждой», грузы с которой матросы уже принялись перевозить на берег по распоряжению Ратманова. — Видите, господа? Бежать здесь некуда, да и не на чем.

Тягостное молчание, сменившее радостное оживление встречи путешественников, нарушил взволнованный голос Крузенштерна:

— В обстоятельствах сих не имею более ничего делать, как только отправить канцлеру Румянцеву и морскому министру Мордвинову мое прошение об отставке. С фельдъегерской почтой!

Он демонстративно удалился в дом майора Крупского. Но странное дело, несмотря на столь неприятное происшествие, вскоре опять послышались шутки, смех. А вечером в самом поместительном комендантском доме состоялось шумное застолье, начались танцы. Приход «Надежды» на Камчатку и моряки, и гарнизон крепости справедливо расценили как событие во всех отношениях знаменательное.

Праздничное настроение застал и спешно приехавший в Петропавловск из Нижнекамчатска генерал-майор Кошелев. Встревоженный сообщением Крупского, он очень спешил. Но здесь, в Петропавловске, вздохнул с облегчением. Умудренный житейским опытом, Кошелев сразу понял суть конфликта. Допущена ошибка! Двум лицам доверено решать судьбу столь важной экспедиции, и каждый понимает свои права по-своему. И Кошелев постарался направить силы и энергию обоих руководителей на то, чтобы как можно лучше подготовиться к плаванию в Японию. Этому же посвятил и собственные помыслы. Туго, очень туго с продовольствием на Камчатке, но экспедиции нужна отменная провизия, особенно мясо. И Кошелев распорядился доставить в Петропавловск откормленных бычков. Он же рекомендовал черемшу и хвою как отличные противоцинготные средства.

Здесь, на Камчатке, произошел крутой поворот в жизни Лангсдорфа. Перед отправлением «Надежды» в Японию его пригласил камергер Резанов. Он приступил к делу со свойственной ему прямотой.

— Не смею ценить ваших ученых талантов. Но основательность ваша в заключениях вкупе с предприимчивостью особливо мне по душе приходится. Кроме природного немецкого владеете вы французским, аглицким, латинским языками. Сверх всех этих талантов вы и медик практический…

Лангсдорф поморщился, он не любил разговоров о своей особе и хотел было об этом сказать, но Резанов остановил его жестом.