На суше и на море 1982 - [18]
После выхода на щебнистую пустыню на карте появляются пунктиры дорог. Ведя линию по ним, Билл комментирует:
— Эта дорога здесь обозначена, но ее не существует… Эту дорогу смыло два года назад… Эта дорога идет не прямо, а вокруг холма, совсем в другом месте… А насчет этой дороги я не знаю — ее могло смыть в последние дожди…
Меня такие объяснения приводят в восторг, а Василь, напротив, все более мрачнеет. Я успокаиваю его:
— Не волнуйся, Василь, все равно впереди будет побережье океана — дальше не проедем.
Прощаемся с коллегами, обновляем запасы воды и топлива — и в путь. Впереди траверс пустыни Симпсона, впереди новые испытания и приключения!
Александр Старостин
ЦЕНА ОДНОЙ ФОТОГРАФИИ
Очерк
Фото В. Дорогова и Б. Павлова.
Заставка В. Захарченко
Вертолета все не было, хотя, по предварительной договоренности, вертолетчикам следовало бы выполнить спецрейс на озеро Аян (плато Путорана) и перебросить нас в верховья горной реки Холокит. По некоторым сведениям, «мифический» снежный баран «толсторог», или «чубук», выделенный в самостоятельный норильский (путоранский) подвид, обитал где-то там. Из-за вертолетчиков, которые задерживались, наши маршруты носили скорее разведочный характер: мы боялись отойти от своего зимовья далее чем на тридцать километров. Кроме того, мы перешли на ночной образ жизни, предполагая, что норильские авиаторы по ночам спят. Сидя, что называется, на чемоданах, мы не могли вести более или менее систематических наблюдений за птичьими гнездовьями и песцовыми норовищами. Все это не могло не действовать на нервы.
Итак, программа полевых работ норильских охотоведов — старшего научного сотрудника Бориса Михайловича Павлова и младшего научного сотрудника Владимира Федоровича Дорогова — претерпевала нежелательную ломку. А тут еще я, прикомандированный к ним литератор (в недавнем прошлом инженер полярной авиации), влез со своим любомудрием. Я стал развивать мысль, что охотоведы — это просто охотники, которые своей наукой попросту прикрывают страсть к убийству «братьев меньших». Еще я плел, что любая пташка ценнее «для человечества» и «биогеоценоза» в целом (успел нахвататься ученых слов), чем самая распрекрасная статья о ней, и вообще маленькую травку родить труднее, чем построить город. Короче, я вел себя самым глупым образом и почувствовал, что наша избушка наполнилась тяжелым, молчаливым недовольством, как чем-то материальным. Если бы была хоть малейшая возможность, обиженные за свое дело зоологи отправили бы меня первым же транспортом на материк. Но ближайший населенный пункт находился за сотни километров через нехоженые горы Путорана.
Желая хоть как-то смягчить свою выходку, я пошел на попятный и стал говорить, что оно, конечно, не совсем так и, прежде чем защищать какую-то пташку или храпку, ее надо изучить. Но слово не воробей: вылетит — не поймаешь. А ведь нам предстояло жить бок о бок не день и не два, а весь полевой сезон.
И все-таки в поле имеется один испытанный и надежный способ снимать любые конфликты — это совместная работа, трудности, а еще лучше и некоторый риск.
Итак, было наконец принято решение не ждать авиацию и сделать восхождение на плато; куда вели обнаруженные следы четырех баранов. Присутствие этого зверя придавало здешним красотам дополнительное очарование.
Мы понимали, что поход, целью которого были наблюдения за «мифическим», не описанным в литературе зверем, а, возможно, и съемка — дело непростое, требующее подготовки и настроя минимум на двое суток без сна- каждый липший грамм на плечах мог нам помешать в дальнейшем, а сон в торах, на снегу, без топлива и спального мешка вряд ли возможен.
