На суше и на море, 1979 - [192]
Планктон простирается до самого дна. О безжизненности глубин и тем более о некой пустыне нет и речи. С двухсот метров стали попадаться крупные формы рачка-гаммаруса. Глубоководные байкальские рыбы голомянки отдыхают вниз головой. Увидели мы и как пикируют они на дно, взрыхляя серо-зеленый ил. Голомянки — настоящие пахари дна, дающие толчок жизни, движению бактерий, процессам круговорота органики. Меня как гидробиолога волнуют проблемы очистки промышленных стоков на Байкальском целлюлозно-бумажном комбинате. Раньше я думал, что на дне озера у берегов этого предприятия все время растет количество химических сбросов. Сейчас открылись зримые, реальные образы жизни глубин. Куча бактерий набрасывается на чужеродную массу и начинает сражение с ней. И нам, гидробиологам, нужно научиться помогать Байкалу в этой благородной его битве за кристальную свою чистоту.
Десять лет изучаю я рыб, и представили одного вида казались мне одинаковыми, «на одно лицо». И вдруг по-новому увидел голомянок — прозрачных рыбок с темными головами и выразительными большими глазами. Каждая из них неповторима по осанке, форме и даже взгляду. Среди них есть хищные. миролюбивые, любопытные, безразличные. агрессивные. Но вес были в движении, все жили. Мы чувствовали себя плавающими в аквариуме, словно сами были частицами гидросферы. Постепенно осваивались мы в чудесном мире глубин, мире звуков и волн сжатия. Охватывала гордость за человечество, за гений, создавший этот умный подводный корабль.
Люди заселили сейчас практически всю сушу. Они живут даже на айсбергах. Жак-Ив Кусто заметил однажды, что и в водных глубинах до 60 м становится людно. Владимир Иванович Вернадский говорил, что человечество вступило в новую эру взаимоотношений с природой — ноосферу, царство разума. Максимов почувствовал это очень остро в «Пайсисе», паря над дном Байкала.
…Глубина 250 м. Привычно «дирижируя» тумблерами, кнопками и рычажками, Алексей Рулев спланировал на гребень крутой стены каньона. Евгений Чернов откачал воду до нулевой плавучести «Пайсиса», который завис над пропастью и стоял на грунте одной лыжей. Гидронавты решили пообедать. Ели бутерброды, запивая их кофе. Играла музыка, толкались в иллюминаторы голомянки.
Вновь включены электродвигатели, заурчали насосы, заполняя емкости забортной водой.
Глубина 330 м. «Пайсис» быстро идет вниз. Алексей Рулев не раз спускался на морское дно в недавние студенческие годы с аквалангом и всегда держался настороженно в водных пучинах. В защищенном от чуждой среды «Пайсисе» он чувствовал себя поспокойнее, хотя ощущение повышенной опасности было столь же острым.
— Женя, вижу грунт, — возбужденно воскликнул Рулев, стоя на коленях на специальной подушечке в командирском углублении на дне аппарата. Чернов и Максимов лежали на боковых скамейках и глядели в свои иллюминаторы. Лицо второго пилота было спокойным, он среагировал мгновенно и затормозил аппарат.
Максимов уже отметил про себя невозмутимость самого молодого пилота отряда. Казалось, он с пеленок только тем и занимался, что водил глубоководные аппараты.
550 м. Выходы материковых горных пород. Словно серебряные монеты, светятся на выступах бляшки губок — простейших организмов Байкала.
— Ученые считали, что губок и водорослей нет на глубине более тридцати — сорока метров: туда не проникает необходимый для фотосинтеза свет. И вот — пожалуйста! Значит, здесь, на дне, в кромешной тьме идут неизвестные нам пока процессы синтеза. Губки питаются, фильтруя влагу, вся толща озера самоочищается.
Максимов рассказывает об увиденном по радиосвязи руководителю погружения Подражанскому. Мы все на судне сопровождения слышим радость первооткрывателя в голосе гидробиолога. «Чудесно, чудесно вокруг», — несется к нам сквозь водные толщи.
«Пайсис» поднимается вверх, как дирижабль, в полутора метрах от вертикальной стенки каньона, освещая ее прожектором, опускается в пропасть, на дне которой вьется «каменная речка» осыпи из окатанной гальки. Встречаются гротики, у входа держатся флегматичные бычки-широколобки. Поводят усиками-антеннами гаммарусы.
Максимов бросает взгляд на Рулева. Тот мыслями далеко за пределами аппарата, восторженный и торжественный.
Одними чувствами с экипажем с первых минут спуска под воду живет и руководитель погружения Подражанский, береговая база, судно сопровождения. Все они объединены в единое целое трепетными импульсами радиосвязи. Разговаривает ли Подражанский телеграфно-лаконично с «Пайсисом», гулкая сфера которого и без того наполнена шумами приборов, глядит ли, прищурив глаза, в надводные дали, ходит ли нервно по судну, бросается ли вдруг с борта остудиться в Байкал, его не покидает тревога за судьбы товарищей, работающих в бездне вод. После до предела спресованного рабочего дня он спит глубоко, без сновидений, и это уже профессиональное.
Долго шел он к этим байкальским будням. Надо было готовить гидронавтов для «Пайсиса», и он их готовил с Кузиным и Сагалевичем в «школе» на берегу Черного моря. Надо было упаковать 75 ящиков оборудования для «Пайсисов» и перебросить их на Байкал, решить вопросы с жильем, бытом, согласовать программу работ, привести их в соответствие с законами водного транспорта. Надо было несколько месяцев мыслить категориями монтажных и демонтажных работ, тоннами грузов, накладными и тому подобным, чтобы опуститься на глубину 1410 м с Сагалевичем и байкальским водолазом Николаем Резенковым, ощутить в себе мощный эмоциональный подъем, руководить действиями отряда гидронавтов и без остатка отдаваться любимой работе. Опасной работе.
