На страже времен - [13]

— Нет. Не понимаю, о чем вы говорите.

Стейн весь задрожал, но быстро взял себя в руки.

— Знаете латынь?

Эверард кивнул.

Стейн нервно рассмеялся.

— Тогда давайте говорить по-латыни. Если бы вы только знали, как я устал от здешнего свинского языка…

По-латыни он тоже говорил с некоторыми ошибками, — видимо, он выучил ее уже в этом веке, — но достаточно свободно. Он помахал бластером.

— Простите мое негостеприимство. Но мне следует быть осторожным!

— Естественно, — сказал Эверард. — Да… мое имя Менциус, а моего друга зовут Ювенал. Как вы уже догадались, мы из будущего, историки, способ передвижения во времени у нас только что открыт.

— На самом деле я — Розер Штейн из 2987 года. Вы… обо мне слышали?

— А как же! — сказал Эверард. — Мы предприняли это путешествие в поисках загадочного Стейна, который, как полагают, определил поворотный пункт истории. Мы подозревали, что он путешественник во времени perigrinator temporis. Теперь мы знаем наверняка.

— Три года.

Штейн взволнованно заходил по комнате, размахивая бластером. Но он был еще слишком далеко для внезапного прыжка.

— Я здесь уже три года. Если бы вы только знали, как часто я лежал бессонными ночами и думал, удастся мне это или нет… Скажите мне, ваш мир пришел к единству?

— Земля и планеты, — сказал Эверард. — Уже очень давно.

Внутренне он задрожал. Его жизнь зависела от того, правильно ли он угадает, чего добивается Штейн.

— И вы свободный народ?

— Конечно. То есть у нас есть император, но все законы издает Сенат, и он избирается народом.

Похожее на маску гнома лицо Штейна выразило почти священный восторг. Черты его исказились.

— Все, как я мечтал, — прошептал Штейн. — Благодарю вас.

— Значит, вы отправились в прошлое, чтобы… творить историю?

— Нет, — сказал Штейн. — Чтобы изменить ее.

Слова полились из него потоком, как будто он мечтал выговориться, но много лет не смел это сделать.

— Я тоже был историком. Совершенно случайно я повстречался с человеком, который всем представлялся как купец с луны Сатурна, но я там жил когда-то и сразу же понял, что он лжет. Потом я докопался до истины.

Это был путешественник во времени — из очень далекого будущего.

Вы должны понять, что век, в котором я жил, был ужасен, и как психоисторик я понимал, что война, нищета и тирания, которые были нашим проклятьем, происходили не от зла, внутренне присущего всем людям, а от того, что весь мир был построен не так. Высокая техника развивалась в разделенном мире, войны становились все более ужасными и разрушительными. Были, конечно, и периоды спокойствия, даже относительно долгие, но зло пустило слишком глубокие корни, столкновения стали неотъемлемой частью нашей цивилизации. Вся моя семья погибла во время венерианского налета, мне нечего было терять. Я захватил машину времени после того, как… устранил ее владельца. Самая большая ошибка, думал я, была сделана в глубоком прошлом, в средние века. Рим объединил в мире великую державу, а когда есть мир, то есть и справедливость. Но Рим истощил себя, империя распадалась. Варвары были жизнеспособны, они многого могли бы добиться, но слишком легко поддавались коррупции.

Другое дело — Англия. Она была изолирована от загнивавшего римского общества. Её наводнили германцы, грязные полузвери, обладавшие силой и желанием учиться. В моей истории они просто уничтожили цивилизацию бриттов, а затем, будучи умственно беспомощными, сами были поглощены новым и беспощадным врагом, цивилизацией, которая называется западной. Я хотел, чтобы история шла иным путем. Это было нелегко. Не представляете, как это трудно — выжить в незнакомом для тебя веке, пока ты не научился приспосабливаться, даже если у тебя и есть современное оружие и хорошие дары для короля. Но сейчас я добился уважения Хенгиста и доверия бриттов. Я могу объединить эти два народа в борьбе против пиктов. Опираясь на силу саксов и римскую культуру, Англия станет единым королевством, достаточно могущественным, чтобы противостоять любому вторжению. Христианство, конечно, неизбежно, но я прослежу, чтобы это было христианство, которое делает людей образованней и лучше, а не сковывает их догмами. В итоге Англия сможет постепенно овладевать государствами, расположенными на континенте, и вот мир станет единым. Я останусь здесь, пока не создам союз против пиктов, затем исчезну, но пообещаю вернуться позже. Если я буду появляться, скажем, каждые пятьдесят лет в течение нескольких веков, я стану легендой, богом, который не даст им свернуть с намеченного пути.

— Я много читал о Святом Стэниусе, — медленно проговорил Эверард.

— Я добился своего! — вскричал Штейн. — Я дал миру — мир!

По его щекам текли слезы.

Эверард придвинулся ближе. Штейн направил бластер ему в живот, все еще не вполне доверяя. Эверард чуть обошел его кругом, и Штейн тоже повернулся, чтобы держать его под прицелом. Но он был настолько опьянен кажущимися доказательствами своей победы, что совсем забыл об Уиткомбе. Через плечо Эверард бросил на англичанина выразительный взгляд.

Уиткомб замахнулся топором. Эверард бросился на пол. Штейн вскрикнул, и из дула бластера вырвалась молния. Топор рассек Штейну плечо. Уиткомб прыгнул и схватил его за руку, держащую бластер. Штейн застонал, пытаясь повернуть бластер. Эверард вскочил с пола и бросился на помощь Уиткомбу. Наступило минутное замешательство.