На сопках Маньчжурии - [10]
О самом Свистунове Логунов узнал, что он давно служит на Дальнем Востоке. Когда началась японо-китайская война, Свистунов решил отправиться на театр военных действий и ходатайствовал о сем по начальству. Однако начальство ответило, что хотя присутствие русского офицера на полях японо-китайской войны действительно не лишено смысла, но на это не имеется в казне средств. Свистунов доложил, что он поедет на собственный счет. Но это почли непристойным: офицер едет и командировку на собственный счет! А ведь какой был отличный случай доподлинно узнать японскую армию!
В 1898 году вспыхнула испано-американская война. И опять Свистунов решил, что его место там. Он обратился в военное министерство с просьбой разрешить ему выйти в отставку, отправиться на Кубу, а после войны снова поступить на службу. Военный министр ответил: «Я не позволю вам проявлять симпатии к испанцам или американцам. Сидите дома».
И только во время боксерского восстания Свистунов попал на войну. Однако об этой войне он старался не говорить…
Весь день Логунов проводил в роте, а вечерами писал письма во Владивосток и Петербург.
Он даже не успевал заглянуть на ляоянский вокзал, где собирались армейские и штабные офицеры, пили, закусывали и сообщали друг другу слухи и сплетни.
Много говорили о том, что главнокомандующий адмирал Алексеев и командующий сухопутной армией Куропаткин держатся противоположных точек зрения на ведение войны. Алексеев требует немедленных активных действий, а Куропаткин считает активные действия преждевременными.
Но Логунов не мог и не старался решить, кто из них прав, ему хотелось скорее вступить в бой и выиграть его.
Душа его была полна войной и любовью.
Он вспоминал, как Нина провожала его… Любила ли она его? Во всяком случае, она не была к нему равнодушна.
Однажды вечером командир полуроты штабс-капитан Шапкин вернулся из буфета на ляоянском вокзале с новостями: корпус Штакельберга посылают на юг выручать Порт-Артур.
— Если говорят на вокзале, значит, так оно и будет, — сказал командир 3-й роты капитан Хрулев. — А мы еще сапог не пошили, шинелей тож, одни бескозырки готовы.
— Тут уж, Евгений Евгеньевич, не до шинелей и сапог. Умирать — все равно в сапогах или без сапог.
— Уж вы сразу о смерти! Еще и воевать не начали, а вы о смерти!
— Смерть нас с вами не спросит, — пробормотал Шапкин.
Неразговорчивый, тихий, многосемейный человек, Шапкин оживлялся только, вспоминая о семье.
— Семья — это истинное призвание человека, — говорил он, — от господа-бога, а все прочее от лукавого. Банты, аксельбанты… Не в них счастье.
О войне и сражениях рассуждать он не любил.
Через два дня новость подтвердилась: выступали на юг, и немедленно. Началась суматоха.
После вечерней зари по улице загремели и вдруг стихли тяжелые колеса. Поручик вышел посмотреть, кого бог принес.
На площади, у глухих кирпичных стен, батарейцы выпрягали лошадей, разбивали палатки. В распоряжавшемся офицере Логунов, к своему удовольствию, узнал Неведомского.
Капитан энергично размахивал руками и отдавал приказания громким голосом.
— А, это вы, — сказал он поручику. — Очень, очень рад. Если хотите стакан чаю с лимоном, прошу ко мне в палатку. Как-никак я командующий батареей. Не командир, но командующий! — Он поднял указательный палец. — До командира не хватает чина. Не дают подполковника… Впрочем, я не в обиде. В общем, поручик, выступаем. Одно плохо: о нашем походе говорит весь Мукден и Ляоян. А ведь ударить по врагу надо внезапно.
Солдат принес ведро с водой, кружку, капитан скинул китель, закатал рукава рубашки…
— Фантастическая пыль… Между прочим, будь я на месте Куропаткина, я наметил бы другой план. Не надо нам пробиваться в Порт-Артур. Если мы пробьемся в Порт-Артур, а японцы его блокируют, то какая польза будет оттого, что в Порт-Артуре прибавится прежде всего… едоков? Нужны патроны и снаряды. А с собой мы берем того и другого незначительное количество. Я спросил своего начальника: почему так мало? Отвечает лаконично: брать на путь следования!
— Вы думаете, в Порт-Артуре мало снарядов?
— В недостроенной крепости не может быть достатка снарядов. Для боеприпасов нужны казематы, а казематы строят не в первую очередь. Но интересно вот что: успели японцы высадить значительные силы или не успели?
— Как же они могли высадить значительные силы под носом у нашей эскадры, которая по мощности превосходит японский флот?
— Ах, дорогой Николай Александрович, всякие чудеса бывают, К тому же на море, после разбойничьего январского нападения на Порт-Артур, мы не крепче японцев. Ну, вот я и вымылся. Армиями мы с вами не командуем, поэтому история простит нам, если мы откажемся от дальнейшего обсуждения сих важнейших вопросов. Пойдем пить чай и слушать песни в исполнении поручика Топорнина.
В углу палатки, на бурке, сидел артиллерийский поручик и брал на гитаре минорные аккорды.
— Вася Топорнин, — представился он. — Впал в маньчжурскую тоску, утешаюсь звуками.
Чай был крепок и приятен, к чаю английское печенье и петербургское «Жорж Борман».
— Вы недавно из России? — спросил Логунов Топорнина.
— Недавно… и тоскую. Шлю к черту всю эту китайщину и японщину.
Роман П. Далецкого «Концессия» посвящен советскому Дальнему Востоку конца двадцатых годов. В нем показана борьба китайского и японского рабочего класса за свое освобождение, раскрыты агрессивные замыслы японских и американских империалистов против Советского Союза.Книга рассказывает о непобедимой мощи и силе Советской страны.
Павел Далецкий — автор ряда книг, из которых такие, как «Концессия», «Тахама», «На сопках Маньчжурии», «На краю ночи», широко известны и советскому и зарубежному читателю.Как романист Павел Далецкий любит точный материал, поэтому и в новой своей работе он обратился тоже к точному материалу.«Рассказы о старшем лесничем» — подлинный жизненный материал. Они заинтересуют читателя остротой столкновений честного, преданного своему делу человека с любителями поживиться народным добром, и с карьеристами, примазавшимися к лесному хозяйству, и с людьми, плохо понимающими свои обязанности.
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Книга Ирины Гуро посвящена Москве и москвичам. В центре романа — судьба кадрового военного Дробитько, который по болезни вынужден оставить армию, но вновь находит себя в непривычной гражданской жизни, работая в коллективе людей, создающих красоту родного города, украшая его садами и парками. Случай сталкивает Дробитько с Лавровским, человеком, прошедшим сложный жизненный путь. Долгие годы провел он в эмиграции, но под конец жизни обрел родину. Писательница рассказывает о тех непростых обстоятельствах, в которых сложились характеры ее героев.
Повести, вошедшие в новую книгу писателя, посвящены нашей современности. Одна из них остро рассматривает проблемы семьи. Другая рассказывает о профессиональной нечистоплотности врача, терпящего по этой причине нравственный крах. Повесть «Воин» — о том, как нелегко приходится человеку, которому до всего есть дело. Повесть «Порог» — о мужественном уходе из жизни человека, достойно ее прожившего.
Наташа и Алёша познакомились и подружились в пионерском лагере. Дружба бы продолжилась и после лагеря, но вот беда, они второпях забыли обменяться городскими адресами. Начинается новый учебный год, начинаются школьные заботы. Встретятся ли вновь Наташа с Алёшей, перерастёт их дружба во что-то большее?