На широкий простор - [57]

. Тимоха присудили к штрафу. Он не нашел ничего лучшего, как в отместку поджечь панскую конюшню. Отбывая арестантские роты, он сожалел, что поджег только конюшню, а не весь панский дом. Теперь ему припомнили все его грехи и снова стали преследовать. Тимох и сейчас придерживается старых способов мести и борьбы, он живет мыслями, как пустить красного петуха по панским имениям. Встретившись в лесу с партизанами деда Талаша, он заявил о своем желании вступить в отряд.

— Говорили — большевики творят беззакония, забирают нажитое добро, — так начал Тимох Будик. — Мы знаем, как брали и как берут большевики. Они отбирали добро у панов и богатеев. Да разве паны и богатеи своими руками сколотили его? Мы добывали его своим горбом! И большевики отдавали это добро тому, кто век трудился, но ничего не имел. А теперь что делается? Вернулись паны со своей челядью, начали заводить свои порядки, еще похуже царских. Поставили войтов и старост. А там, где раньше был один урядник, теперь десять жандармов посадили. Навалилась на мужицкие плечи ненасытная саранча. Не дают нам дыхнуть, забирают последний скарб. Вы, товарищи, поглядите, что творится в деревнях! Налетают белопольские шайки с пулеметами, отнимают у крестьян последнее. Вот мы тут говорим, а в это время на всех дорогах снег под полозьями скрипит, стонет и плачет крестьянским плачем. Свое же добро сами крестьяне отвозят… подгоняют коней, а их самих подгоняет панский кнут. Разве можно дальше все это терпеть? Нет у них жалости к нашему брату. Так пускай же, братики, и у нас не будет жалости к ним. Бить, уничтожать, жечь их надо огнем!

Правдиво рисовал Будик бесчинства белополяков во время их налетов на деревни. Налеты предпринимались для выкачивания из крестьян разных поборов и налогов. Будик еще больше разжег дух мщения и борьбы против панов и панской власти. Вот почему и красноармейцы и партизаны с удовлетворением приняли приказ Букрея — готовиться к выступлению против легионеров, которые, по данным разведки, намеревались совершить очередной разбойничий налет на деревню Ганусы.

Букрей, начальники отделений, дед Талаш, Мартын Рыль, Куприянчик и Будик устроили совещание, чтобы подробно обсудить план операции. Надо считаться с тем, что они находятся на территории, занятой белополяками, и что людей в отряде немного. Поэтому решили не ввязываться в открытый бой, а устроить засаду на дороге, когда паны будут возвращаться с награбленным добром.

— Товарищи! Готовиться в поход! — передавали друг другу красноармейцы и партизаны.

Чуть свет выслали разведку в деревню Ганусы. От Глухого Острова до Ганусов было километров пять на восток — в сторону позиции Красной Армии.

Дед Талаш поручил Панаса Нупрею и Кондрату Круглому из Высокой Рудни. Панас чувствовал себя хорошо и говорил, что он уже может ходить и что ему очень хочется остаться в отряде.

— Отдохни, братишка. Пускай подживет нога, а повоевать ты еще успеешь, — сказал Букрей.

Нупрей и Круглый вместе с Панасом направились в Высокую Рудню. В Гундаровом логу они должны были дождаться букреевцев и деда Талаша. Дед Талаш считал делом своей чести не оставлять Букрея и партизан. Он твердо решил подчинить свои личные интересы интересам общим.

Поход на деревню Ганусы вызывал необходимость назначить начальника для партизан: их насчитывалось уже около двух десятков. Фактически дед Талаш считался их вожаком, но юридически это не было оформлено. В связи с этим встал и другой вопрос: как назвать начальника партизан?

— Ну, хлопцы, вам надо выбрать атамана! — сказал Букрей, обратившись к партизанам (этими словами Букрей предрешил вопрос, как назвать начальника).

— Атамана, атамана выбрать! — подхватили партизаны.

— Со своей стороны, товарищи, я посоветовал бы вам выбрать нашего батьку, деда Талаша. Он человек смышленый, хитрый, осторожный, но в то же время решительный и смелый. Человек достойный. Я присмотрелся к нему и говорю: начальник он будет кругом на сто двадцать.

— Выберите кого-нибудь помоложе и более опытного в военном деле, — заявил дед Талаш.

— Дед Талаш!

— Деда Талаша!

— Пускай дед Талаш будет атаман наш! — сказал кто-то в рифму.

Все партизаны дружно, как один, называли кандидатуру Талаша.

Дед расчувствовался. Снял шапку. Желтовато-белая лысина его блеснула, как солнце. Он вскинул голову, потом опустил ее и поклонился собранию:

— Благодарю вас, голуби мои. Еще раз прошу: выберите кого-нибудь более стоящего, чем я.

— Талаш, Талаш атаман! — еще громче закричали партизаны.

Дед опять снял шапку. Еще раз поклонился.

— Я буду, товарищи, заботиться о вас, буду беречь каждую каплю вашей крови. Будем стоять друг за друга. Дело же наше — бить насильников. Никакой пощады панам… Слово командира должно быть законом для всех. Я буду прислушиваться к вашему голосу, а вы должны слушать меня — иначе не будет порядка.

— Правильно! — подтвердили партизаны.

— Дисциплина — первое дело, — заметил Букрей.

— А своим помощником позвольте выбрать мне Мартына Рыля, — обратился дед к партизанам.

— Позволяем!

Вот как дед Талаш стал партизанским атаманом.

Спозаранку, едва заалело на востоке, все войско двинулось в поход. Связь между разведчиками и главной колонной поддерживали партизаны. Первое донесение разведки пришло часа через два. Разведка донесла: в деревню Ганусы проследовали двадцать четыре конника и две повозки с пулеметами. У букреевцев пулеметов не было. Красноармейцы были вооружены только винтовками и ручными гранатами.