На шхерахъ - [2]

Какъ глупо, думалъ онъ, ввѣрять волнамъ свою жизнь и плыть въ маленькой открытой лодкѣ, когда есть большія палубныя суда и пароходы. Какъ наивно вѣшать огромный парусъ на еловую мачту, которая, какъ лукъ, гнется подъ порывами вѣтра.

Ванты съ подвѣтренной стороны вяло повисли, передній канатъ — тоже, и вся сила вѣтра была обращена на навѣтренные ванты, которые вдобавокъ, кажется, были гнилые. Онъ не хотѣлъ вручать свою судьбу такой ненадежной вещи, какъ пеньковый канатъ большей или меньшей прочности, при первомъ сильномъ порывѣ вѣтра онъ обратился къ человѣку, сидѣвшему у подъемнаго каната, и крикнулъ ему повелительнымъ, не допускающимъ возраженій голосомъ*.

— Парусъ долой!

Стражникъ боязливо оглянулся, выжидая приказаній рулевого, но инспекторъ тотчасъ же повторилъ приказаніе и такъ внушительно, что парусъ упалъ.

Теперь закричалъ надзиратель:

— Что за дьяволъ командуетъ здѣсь въ моей лодкѣ?

— Я, — отвѣтилъ инспекторъ.

И онъ обратился съ новымъ приказаніемъ къ обоимъ стражникамъ.

— Долой весла!

Весла тотчасъ были убраны. Лодка нѣсколько разъ зачерпнула воды, такъ какъ надзиратель, разсердившись, выпустилъ руль изъ рукъ.

— Садитесь сами на руль!

Инспекторъ тотчасъ занялъ его мѣсто, и руль оказался у него въ рукахъ раньше, чѣмъ рулевой успѣлъ выругаться.

Лайковая перчатка сразу лопнула по шву большого пальца, но лодка ровно пошла впередъ. Надзиратель, усмѣхаясь себѣ въ усъ, взялъ въ руки весло, чтобы, если понадобится, быстро повернуть лодку, какъ слѣдуетъ.

Инспектору некогда было считаться съ недовѣрчивымъ морякомъ, онъ напряженно вглядывался въ сторону вѣтра. Скоро онъ научился различать простыя волны съ равными промежутками длиною въ метръ отъ волнъ съ крутымъ паденіемъ, принесенныхъ вѣтромъ. Бросивъ взглядъ назадъ, одъ быстро сообразилъ, какъ сильно относитъ лодку теченіемъ и вѣтромъ, и сразу понялъ, какого онъ долженъ держаться направленія, чтобы не миновать Восточной шхеры. Надзиратель давно уже старался поймать черный, горящій взглядъ инспектора, чтобы тотъ замѣтилъ его улыбку, но это ему не удавалось. Эти глаза какъ будто хотѣли остаться чистыми, избѣгая всего, что могло бы осквернить или смутить ихъ. Надзиратель, смущенный и растерянный, пытался еще нѣсколько разъ обратить на себя вниманіе инспектора, но потомъ самъ сталъ слѣдить за маневрами лодки.

Солнце спустилось къ горизонту, и волны были теперь пурпурно-черныя снизу и темно-зеленыя сверху. Гребни волнъ отливали зеленымъ цвѣтомъ травы, а пѣна шумѣла, бурлила и сверкала на солнцѣ, какъ красное шампанское. Лодка то тонула въ тѣняхъ заката, то вдругъ выбрасывалась на гребень волны, и тогда четыре лица на мгновеніе озарялись свѣтомъ заката, чтобы вслѣдъ за тѣмъ снова погаснуть.

Не всѣ волны падали и разбивались: нѣкоторыя качали лодку, поднимали ее и понемногу двигали впередъ.

Маленькій господинъ у руля всякій разъ заранѣе старался угадать, когда придетъ большой валъ: слегка нажимая на руль, онъ то задерживалъ ходъ лодки, то отводилъ ее назадъ или проносился мимо страшной зеленой стѣны, которая неумолимо наступала на него, грозя обрушить свой сводъ на лодку.

Въ дѣйствительности, со снятіемъ паруса, опасность не уменьшилась, такъ какъ движущая сила стала незначительной, а подъемной силы паруса не было.

Надзиратель, пораженный ловкими маневрами лодки, не могъ прійти въ себя отъ изумленія. Онъ наблюдалъ за быстрой смѣной выраженій на блѣдномъ лицѣ, за движеніемъ черныхъ глазъ, которые, повидимому, были заняты сложнѣйшими разсчетами. Чтобы не казаться лишнимъ, онъ взялся за весло и рѣшилъ, что уже пора ему добровольно выразить свое удивленіе, — вѣдь хуже, если оно будетъ у него вынуждено.

— Ну, вы, должно быть, на морѣ бывали!

Инспекторъ былъ слишкомъ занятъ своимъ дѣломъ, а кромѣ того, не желалъ волноваться, чтобы въ минуту непредвидѣнной слабости не поддаться показному смущенію великана, и потому ничего не отвѣтилъ.

Его правая перчатка вся уже разорвалась вдоль большого пальца, и браслетъ соскользнулъ внизъ. Когда погасло пламя на гребняхъ волнъ и заря померкла, онъ вытащилъ лѣвой рукой монокль, бросилъ его въ правый глазъ и сталъ пристально всматриваться по сторонамъ, какъ бы желая увидѣть землю тамъ, гдѣ совсѣмъ ничего не было видно. Потомъ онъ порывисто спросилъ:

— Нѣтъ маяка на Восточныхъ шхерахъ?

— Къ сожалѣнію, нѣтъ, — отвѣтилъ надзиратель.

— Мели есть?

— Нѣтъ, вездѣ чисто.

— А видны маяки Ландсурта и Сандгамна?

— Сандгамнскiй слабо, лучше Ландсуртскій.

— Сидите только смирно на своихъ мѣстахъ, и тогда мы поѣдемъ какъ слѣдуетъ, — закончилъ инспекторъ, очевидно соединяя въ одно геометрическое построеніе три головы сидѣвшихъ около него людей и нѣсколько неподвижныхъ точекъ на горизонтѣ.

Стали собираться, тучи и майскія сумерки смѣнились полутьмой.

Лодка качалась въ какомъ-то тонкомъ, но непрозрачномъ веществѣ. Волны подымались черными тѣнями на полутемномъ фонѣ неба. Онѣ то прятали головы подъ лодкой, то бросались на спину, снова подымались по другую сторону и, наконецъ, разсыпались.

Теперь было труднѣе отличить друга отъ врага, и всякіе разсчеты становились запутаннѣе. Съ подвѣтренной стороны работало два весла и съ навѣтренной одно. Только прилагая больше или меньше силы въ нужный моментъ, можно было держать лодку въ равновѣсіи.