На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима - [61]

Ибо как в мрачных потемках дрожат и пугаются дети,

Так же и мы среди белого дня опасаемся часто

Тех предметов, каких бояться не более надо,

Чем того, чего ждут и пугаются дети в потемках.

Главную свою задачу Лукреций видит в том, чтобы освободить человека от страха перед муками загробного царства

И, ниспровергнув, изгнать совершенно боязнь Ахеронта,

Что угнетает людей и, глубоко их жизнь возмущая,

Тьмою кромешною все омрачает и смертною мглою

И не дает наслаждаться нам радостью светлой и чистой.

По мнению Лукреция, страх породил веру в первых богов. Люди трепетали перед таинственными и грозными явлениями природы. Они не могли объяснить чередование времен года, появление небесных светил, землетрясения и сновидения и считали все непонятное деяниями богов:

И оттого только страх всех смертных объемлет, что много

Видят явлений они на земле и на небе нередко,

Коих причины никак усмотреть и понять не умеют,

И полагают, что все это божьим веленьем творится.

Религия не только наполняет душу человека страхом и трепетом, но и толкает его на преступления. Лукреций напоминает о человеческих жертвоприношениях и приводит пример из троянских сказаний, когда Агамемнон должен был принести в жертву родную дочь Ифианассу (Ифигению), чтобы боги дали ему попутный ветер для похода на Трою. Несчастную заманили в гавань Авлиду, обещая выдать замуж за славного героя Ахилла, но вместо свадьбы ее ждала лютая смерть:

                     …религия больше

И нечестивых сама и преступных деяний рождала.

Было в Авлиде ведь так, где жертвенник Тривии Девы

Ифианассиной был осквернен неповинною кровью,

Пролитой греков вождями — героями лучшими войска.

Только лишь девы власы повязкой обвили священной

И по обеим щекам равномерно концы опустили,

Только узрела она, что подавленный горем родитель

Пред алтарем предстоит, а прислужники нож укрывают,

Что проливают, глядя на нее, сограждане слезы,

В страхе немея, она к земле преклонила колени…

На руки мужи ее, дрожащую телом, подъяли

И к алтарю понесли. Но не с тем, чтобы после обряда

При песнопеньях идти громогласных во славу Гимена,

Но чтобы ей, непорочной, у самого брака порога

Гнусно рукою отца быть убитой, как жертве печальной,

Для ниспосланья судам счастливого выхода в море.

Вот к злодеяньям каким побуждала религия смертных.

Можно ли после этого подчиняться жрецам и верить предсказателям!

Сколько ведь, право, они способны придумать нелепых

Бредней, могущих смутить и нарушить все жизни устои

И безмятежность твою отравить окончательно страхом!

Смешно и наивно верить в существование фантастических существ, представляющих собою самые невероятные сочетания известных человеку животных: кентавр — полумужчина, полулошадь; сирена — полуженщина, полурыба; сфинкс — чудовище с телом львицы, хвостом змеи и головой женщины и т. п. Невозможность их существования Лукреций доказывает различными доводами:

Но никогда никаких не бывало кентавров, и тварей

Быть не могло бы с двойным естеством или с телом двояким,

Сплоченных из разнородных частей и которых бы свойства

Были различны на той и другой половине их тела.

Даже тупому уму понять это будет нетрудно…

Каждый вид животного имеет свои законы развития. В три года конь в полном расцвете, а ребенок мал, а когда у юноши появляется первый пушок на щеках, одряхлевший конь уже прощается с жизнью. Не могут быть у одного существа части тела «в разладе друг с другом» —

И невозможно для них ни расцвета совместно достигнуть,

Ни равномерно мужать, ни утрачивать силы под старость;

Не пламенеют они одинаковой страстью, не сходны

Нравом они, и телам их различная пища полезна.

Люди сами придумали мифы — эти прекрасные, полные поэзии сказки. Только не нужно принимать их за быль — верить всем чудесам, которые происходили с мифическими героями. Пусть поэт называет имена богов и героев, только бы он не думал, что земля или море могут чувствовать и повелевать:

Как ни прекрасны и стройны чудесные эти преданья,

Правдоподобия в них, однако же, нет никакого…

Если же кто называть пожелает иль море Нептуном,

Или Церерою хлеб, или Вакхово предпочитает

Имя напрасно к вину применять, вместо нужного слова,

То уж уступим ему, и пускай вся земная окружность

Матерью будет богов для него, если только при этом

Он, в самом деле, души не пятнает религией гнусной.

Лукреций не отрицает существования богов. Но если они обитают где-то в далеких межзвездных пространствах, то они не имеют никакого отношения к жизни людей и не могут влиять на их судьбы,

Ибо все боги должны по природе своей непременно

Жизнью бессмертной всегда наслаждаться в полнейшем

                  покое,

Чуждые наших забот и от них далеко отстранившись.

Природа, которая развивается по своим собственным законам, всегда была и будет — боги не могли ее создать и не смогут уничтожить:

Если бы даже совсем оставались бы мне неизвестны

Первоначала вещей, и тогда по небесным явленьям,

Как и по многим другим, я дерзнул бы считать достоверным,

Что не для нас и отнюдь не божественной волею создан

Весь существующий мир…

Боги не могут наказывать человека на том свете. Напрасно люди верят в сказки о загробном царстве, напрасно боятся пламенных вод Флегетона, адского пса трехголового Цербера, страшных подземелий мрачного Тартара. Все ужасы загробного мира существуют лишь в воображении человека. А душа его не может жить отдельно от тела: