На сцене и за кулисами - [29]

Вчера я играл роль Франка в комедии-шутке «Майор в сапогах». Майор вышел на сцену в очень смешном костюме, и это так меня смешило, что я едва справился со своей ролью. Конечно, если бы одна и та же пьеса шла несколько раз, то к ней можно было бы привыкнуть, но если каждый вечер идет какая-нибудь новая смешная пьеса, то нет ничего удивительного, что хохочешь как сумасшедший.

Один господин со времени открытия театра не пропустил ни одного представления. Одна и та же пантомима шла в течение целого месяца, и он аккуратно приходил на каждое. Мне и то она надоела хуже горькой редьки, а как он мог высиживать каждый вечер с начала до конца — для меня прямо непонятно.

Вообще, в театр ходит очень мало публики, но зато те, которые посещают его, посещают аккуратно.

Впрочем, удивляться нечего, потому что единственное развлечение в городе наш театр. На днях привезли показывать очень толстую женщину но никто не стал смотреть ее, потому что в городе и без нее довольно своих толстух».

Глава XII «Безумный Мак» находит удобный случай

Прежде чем отправиться к своему новому антрепренеру в какую-то глухую провинцию, я заехал на один день в Лондон и зашел посмотреть, что делается в моем старом театре. Состав труппы был совершенно новый, остались только те же плотники и статисты. Милый Джим нисколько не изменился.

— Ба, — сказал он, увидев меня, — должно быть, вы сильно влюбились в это место, что не можете с ним расстаться. Какой черт вас принес сюда?

Я объяснил ему, что, конечно, сильное желание повидать его заставило меня заглянуть в эту трущобу. Тут же я нашел и безумного Мака. Здесь ставили пантомиму, и Мак играл демона с картонной головой. Я узнал от него, что его страшно обижают и поступают с ним несправедливо. Оказывается, публике очень нравится сцена, когда два демона, Мак и его брат, дерутся с шутом; их постоянно вызывают, аплодируют, а режиссер не позволяет им выходить и благодарить публику за внимание.

— Это все от зависти, — шепнул мне Мак, когда мы входили в ресторан (для актера положительно непонятно, как можно, встретив человека, который не лишен глотательной способности, не предложить ему выпить рюмку виски), — зависть и больше ничего. Я начинаю приобретать популярность, и вот они боятся, что я стану им поперек дороги.

Бедняга еще больше помешался; только что я подумал об этом, как он огорошил меня вопросом:

— Скажите по правде, я сумасшедший?

Ужасно бывает неловко, когда сумасшедший задает вам такие вопросы. Что отвечать в таких случаях? Не успел я сообразить, что ответить, как он продолжал:

— Многие говорят, что я сумасшедший; я слышал это собственными ушами. Даже если бы это было правдой, то и тогда некрасиво с их стороны бросать в лицо джентльмену подобные упреки, но это неправда — я не сумасшедший. Скажите откровенно, что, по-вашему, я сумасшедший?

Застигнутый врасплох, я ухватился за виски и сделал несколько глотков, запивая водой, стараясь таким образом оттянуть время и сообразить, что ответить.

— По моему мнению, вы немного эксцентричны, но…

— Вот-вот, — перебил он меня взволнованно, — эксцентричен, согласен, а они называют меня сумасшедшим. Но, уверяю вас, это недолго будет продолжаться — они скоро узнают мое настоящее имя. Тогда они перестанут называть меня сумасшедшим. Сумасшедший! Ну не дураки ли они после этого, когда не могут отличить здравого человека от сумасшедшего?

Я докажу этим дуракам, идиотам, болванам, кто из нас сумасшедший. «От сумасшествия до гениальности всего только один шаг». Кто сказал это, тот был гений, а они, наверно, назовут его сумасшедшим. Уверяю вас, что все они дураки, ужасные дураки. Как же их назвать после этого, если они не могут отличить гения от сумасшедшего?

Хорошо, что в это время никого не было в ресторане, а то бы его страстная речь привлекла всеобщее внимание. Он хотел было декламировать мне отрывки из своей любимой роли — Ромео, но я удержал его, обещав прийти к нему вечером и прослушать всего Ромео.

Когда мы собрались выходить, я сунул руку в карман, чтобы вынуть деньги и заплатить, но оказалось, что он опередил меня и уже положил деньги на конторку. Как я ни уговаривал его, он ни за что не хотел взять назад деньги на том основании, что три месяца тому назад я как-то угощал его. Получая несчастные шесть шиллингов в неделю, он был горд, как Крёз, имеющий шестьдесят тысяч годового дохода. Так он заплатил восемнадцать пенсов и расстался со мною, взяв с меня слово, что я приду к нему вечером.

— Не взыщите, — сказал он на прощание, — квартира у меня не шикарная, но ведь трудно ожидать особенных удобств от холостого помещения. Для настоящего моего положения она годится.

Хотя слушать сумасшедшего, как он будет декламировать всего Ромео, не очень-то веселое времяпрепровождение, тем не менее я не хотел разочаровывать бедного товарища и решил пойти к нему после театра, где я сидел и ощущал радостное сознание, что для моего увеселения на сцене люди волнуются и работают.

После спектакля я пошел по данному мне Маком адресу. Квартира его помещалась где-то на задворках. Дверь была отворена настежь, несмотря на то что было уже за полночь. На лестнице лежал, свернувшись клубочком, ребенок, а в узком коридоре спала женщина. В темноте я наткнулся на нее, но она, очевидно, так к этому привыкла, что только подняла голову и сейчас же опять заснула. Мак предупредил меня, что живет на самом верху, поэтому я поднимался до тех пор, пока не кончилась лестница и идти было некуда. Тут я остановился и, увидев через замочную скважину свет, вошел в комнату. На сломанной кровати сидело какое-то фантастическое существо в ярком костюме, с длинными локонами, рассыпавшимися по плечам. Сначала я не мог понять, кто это такой, но потом сообразил, что это Мак приготовился к роли Ромео, и вошел в комнату.