На сцене и за кулисами - [27]

Но этот мальчик еще слишком мал и потому не сознает своего счастья. По окончании танца маленькие мальчики должны целовать девочек. Надо видеть, как эти маленькие красавицы отворачиваются в сторону и отталкивают своих маленьких ухажеров. Мальчики ведут себя очень застенчиво, а девочки — очень развязно и нисколько не стесняются. В этом-то и заключается превосходство женщин над мужчинами!

Все костюмы для пантомимы выписаны из Лондона и потому очень изящны, хотя немножко дороги. Идет пьеса «Уайтингтон и его кошка», собственное сочинение нашего антрепренера; она почти вся состоит из пения и танцев, говорят там очень мало, но и оно представляет собой сплошную глупость.

Мне приходится петь там два раза, кроме того, я пою еще один раз в другой пьесе. По моему мнению, петь совсем не трудно, но меня изводит оркестр. Я чувствую себя гораздо свободнее, когда нет музыки. Кроме того, в этой пантомиме много куплетов, составленных на злобу дня. Таким образом, как ты видишь, мы строго следуем совету мистера Пиквика и стараемся, как можем, подлаживаться под вкусы публики, а уж та веселится от души. Ты себе представить не можешь, с каким энтузиазмом был встречен вчера куплет, сочиненный по поводу новых фонарей, поставленных на главной улице города.

Наш комик учит меня танцевать и заставляет упражняться чуть ли не по целым дням. Признаться тебе, это ужасно тяжелая работа, но теперь я почти уже постиг премудрость танца «хорнпайп». Я лично очень доволен, что умею его танцевать, потому что ничем нельзя так растормошить сонную провинциальную публику и привести в восторг, как этой удалой пляской.

Сам антрепренер очень угрюмый человек, но режиссер славный малый: он обращается с нами — актерами — весьма вежливо и с большим уважением, как будто бы мы были театральными плотниками; деньги платят аккуратно.

Наш премьер никогда не является на спектакли, и потому его роль совсем вычеркнута; нельзя сказать, чтобы пьеса от этого выиграла.

В начале пьесы я играю роль ленивого чиновника (это напоминает мне те дни, когда я действительно служил на гражданской службе), а потом первого министра в Титтату; на переодевание и перегримировку у меня всего только три минуты времени. Роль первого министра можно сыграть остроумно и смешно, но роль чиновника не требует никаких артистических способностей. Я притворяюсь спящим, в это время подходит ко мне клоун, который играет роль второго чиновника, и хватает меня кулаком по голове; тогда я просыпаюсь и, в свою очередь, наношу ему кулаком удар по голове, он бросается и начинает меня колотить, сначала он застигает меня врасплох, потом я застигаю врасплох его; неожиданность, с которой мы нападаем друг на друга, сильно бьет публику по нервам; после этого между нами завязывается отчаянная драка, в которой принимает участие и кот. Вчера, во время этой сцены, я расшиб себе голову (хорошо, что не другую часть тела) и сломал стул во время борьбы. Публике это очень понравилось; она потребовала повторения этой сцены, но я не пожелал разбивать себе вторично голову.

Хорошо, что здесь нет моих лондонских знакомых и приятелей. Не думай, что играть на сцене — значит все время объясняться в любви в пышных костюмах или драться на дуэли настоящими рапирами.

В следующую субботу, кроме пантомимы, будет поставлена еще драма. Представь себе меня в роли почтенного отца, благословляющего на брак нашего режиссера и премьершу, которым в сложности больше восьмидесяти лет. Я не вру, мне дали такую роль.

В сочельник перед Рождеством все мы обедали с антрепренером в гостинице и очень весело провели время; разошлись по домам в четыре часа утра.

На обеде я узнал, что каждому из нас дают бенефис. Я очень обрадовался, узнав об этом, но другие, наоборот, как будто опечалились. Наш первый любовник рассказал мне, что прошлый его бенефис обошелся ему в тридцать шиллингов. Я думаю, что лучше, в таком случае, отказаться от бенефиса. Дело в том, что бенефициант все издержки платит из своего кармана, а получает только половину прибыли. Единственно, что меня привлекает, так это свободный выбор пьесы и роли в ней. Конечно, я попробую выступить в роли Ромео.

Я отведал, что значит иметь успех в театре, и теперь сам не рад. Представь себе, меня узнали на улице; за мной бежала целая толпа мальчишек. Они, очевидно, ожидали, что я остановлюсь где-нибудь на углу улицы и запою.

Мужская уборная помещается у нас где-то на антресолях; проникнуть туда можно только по приставной лестнице. Вчера кто-то выкинул штуку: убрал ее, так что бедный комик, игравший в пьесе, никак не мог спуститься оттуда. Мы этого не знали; вдруг выходит на сцену Лоре Гемберлен и говорит:

— А вот и принц.

Но принц не является. Тогда Лоре Гемберлен вторично повторяет:

— А вот и принц.

Публика начала хохотать.

Тогда вдруг сверху раздался неистовый крик:

— Да замолчишь ли ты, старый дурак? Где лестница?

Однако и мне пора замолчать; уже половина восьмого, а в восемь начало спектакля. Отвечай скорее, милый друг; пиши, что нового. Видел ли ты с тех пор красавицу?..»

Впрочем, остальная часть письма не имеет совершенно никакого отношения к театру.