На самом деле - [7]

— Да я бы с радостью помог. Тем более, «своим», — выделил Юрка голосом. — Только мне завтра народ встречать, организовывать все. Я же сюда не отдыхать приехал. Я же в оргкомитете, понимаете?

— Комитетчик, значит. Понимаю.

— А ты? Парень, ты здорово похож на Че Гевару. Ты не можешь отказать в помощи!

Мишка поправил берет, поднял подбородок.

— Если бы вот за них, — мотнул головой в сторону девчонок. — Или, скажем, за компанию со своими. А так — нет. Я тут нездешний. Проезжий, можно сказать. Ничего не знаю про всякие ваши дела.

А Пашка просто плюнул под ноги и шагнул вперед.

— Ну, пошли тогда, что ли?

— Паш, ты что?

— Пашенька, а как же мы без тебя?

— Старик, завтра ведь народ соберется — как играть без тебя будем?

— Да ладно, ребята… Сказано же — ночь всего простоять, да день продержаться. Ну, раз нет никого больше. Значит, моя очередь пришла.

Они шагнули в темноту и неслышно растворились в ней, будто и не было никого.

* * *

Утром пришли еще и еще игроки. Потом еще и еще подтягивались, как обычно проспавшие утреннюю электричку. Юрка раздавал задания. Выставили «регулировщика» на повороте. Чтобы сразу в лес всех поворачивал, не через деревню.

Место оказалось просто великолепным. «Оргов» хвалили за это. Тут тебе и холмик вроде небольшой. И река внизу чистая. И кусты разные. И поляна со следами костра — то есть, тут это можно, выходит — костры жечь.

Небо синее. Трава зеленая. Вода чистая. Земляника на склонах. Очень хорошо.

Только Пашка, гад такой, все испортил.

Без него играть было скучно. Не было главного богатыря с его огромным мечом. То есть, меч-то был, только он никому не подошел. Поэтому игру чуть переиначили, сдвинув акценты. Но на память себе записали, чтобы Пашку больше ни в одну игру не звать.

Ненадежный он оказался. Нельзя на таких полагаться ни в чем серьезном.

Пышки

— И-и-ирка-а-а! — в ушах зазвенело от звонкого крика.

Даже зачесалось в ушах. Ну, кто еще может так визжать, кроме Таньки? То есть, давно уже Татьяны, как там ее папу, Петровны, что ли?

— Здорово, Петровна, чего блажишь-то, как прямо не знаю…? — Ирка, несмотря на время года, была по-осеннему сумрачна и хрипло-басовита.

Она и в школе такой была — серьезной и даже суровой. А Танька — та балаболка известная. И блондинка к тому же самая натуральная. То есть, и волосами, и внутренним своим содержанием. И фигура у нее тогда была — ого-го. Секс-бомб, секс-бомб… Прямо вот про нее давнишняя песня. Не то, что сейчас, критически оглядела ее Ирка. Хотя, эх, кто сейчас не с такой фигурой? Годы — они же прибавляют вовсе не там, где надо.

— Да ладно тебе нудеть, подруга! Ты погляди, какая погода! Весна!

Погода была просто классная. Вчера прошел сильный дождь, помывший город и сбивший легкий летучий мусор в дальние углы. Теперь этот мусор лежал живописно по газонам, вдоль поребриков из блестящего сколами граней гранита, сметенный с черной скользкой мостовой утренними дворниками и смешными маленькими оранжевыми машинами.

Традиционно начало первого по-настоящему весеннего месяца мая было холодным, но солнечным. В воздухе плыл чуть уловимый запах огурцов — неподалеку толстая бабка в пуховом платке и сером ватнике продавала из пластиковой бочки свежую корюшку. Очереди к ней не было.

Подруги синхронно закурили, каждая своё, облокотились на парапет, глядя в отражавшую синее небо и яркие желтые дома медленно и тяжело текущую внизу воду.

— А помнишь…, - начали вдруг синхронно и рассмеялись вместе.

Раньше у них тоже так бывало, что одна и та же мысль вдруг приходила вдруг в голову. Бывает так: вроде, совершенно разные на вид люди, а думают иногда — слово в слово.

— А помнишь, как в «Пышечную» всем классом ходили на Первомай? Помнишь?

— Ну, не всем, наверное? Нас все же было тогда — ого-го. Под сорок человек…

— Конечно, ничего не помнишь. И еще отличница была, а память-то — никуда. Стареешь, что ли? Нас так много было, что в две очереди пришлось встать тогда. Я пошла налево, а ты — направо. И стояли потом у столиков в разных залах. Потому что тесно было. Но тепло-о-о…

— А вот в Москве наши пышки называют пончиками, представь, да? Пончики! Они там охренели в конец в столице своей.

Ирка научилась говорить разные грубые слова без всякой запинки, и не опуская глаз. Работа, чтоб ее так и туда и в другое место… Тут с мужиками за день так наговоришься, что и дома потом хрипишь, бывало, как пьяный матрос.

— Пончики — это же такие круглые, с повидлом! Вот! — сжала пухлый кулачок Танька.

— А они их пирожками называют. Те, что с повидлом.

Ирка в Москве бывала почти еженедельно. И всегда приезжала оттуда с головной болью от суеты и крика. Москвичи все какие-то шумные были. Спешили куда-то все время. И народа в Москве всегда слишком много. Хоть на улице, хоть в метро.

— А пирожки — они вот так, плоские такие, — сомкнула ладони, не выпуская сигареты, зажатой между двумя пальцами, Танька.

— У меня бабушка тогда делала классные пирожки. С картошкой и с жареным луком. И еще с рисом и с яйцом.

— Ага, помню, помню… Слушай, а пойдем-ка, что ли, в «Пышечную», а? Ну, не хочу я что-то в ресторан сегодня. Хочу, блин, детство свое вспомнить школьное. Молодостью тряхнуть, типа.