На рыдване по галактикам - [189]

Так что, покидая Рекичински в гордом одиночестве перечислять все вехи истории Галактического Союза, ни малейшими угрызениями совести не терзаюсь. Сама я потихоньку ускользаю в надежде отыскать собеседника поразговорчивее и разузнать, как же добрая часть обитателей Землянды докатилась до жизни немыто-первобытной. В конце концов мне улыбается удача и попадается горожанин, который больше любит говорить, чем слушать. Он оказывается учителем, поэтому я получаю обстоятельнейшую лекцию по местной истории и причинам раскола общины, грянувшего уже через несколько лет после приземления. Пока я продираюсь сквозь дебри прошлого, прибегают какие-то ребятишки и сообщают, что старейшина хочет устроить гостям экскурсию по городу и окрестностям. А вечером всех ждет праздничный ужин, музыка (надеюсь, не в исполнении Лалафы на его новой волынке) и прочие мероприятия, которые ознаменуют встречу.

Мне не терпится поделиться своими открытиями с Нюком, однако тот еще возится с компом «Астерии», и я снова оказываюсь в обществе Рекичински. Вот уж не успела соскучиться. Чуть позже к нам присоединяется Цилли. Горожане с гордостью демонстрируют свои достижения на ниве сохранения и поддержания цивилизации. Пока бортмех с неподдельным интересом изучает древние механизмы и чуть ли не с головой заныривает в их недра, стоящий рядом со мной Рекичински вполголоса интересуется:

— А ошейник был истреблен исключительно во имя демократического имиджа Галактического Союза или же имелись еще какие-то причины?

— Кровь предков-аболиционистов в сосудах взыграла, — отодвигаясь от него, шепотом огрызаюсь я.

— То есть мне считать это безвозмездно выданной вольной грамотой? Или вечером все же честно отыграть свою адамову свободу в шахматы? — чуть насмешливо прищурившись, в упор смотрит на меня суперкарго. А он ведь и не сомневается даже, что снова разнесет мое шахматное воинство в пух и прах! Алгольского перца тебе в термак, самонадеянный зирков сын! На сей раз победа будет за мной.

— Играем на прежних условиях, — метнув в его сторону гневный взгляд, мрачно цежу я. — Как два вольных гражданина, на честные ответы. А без персонального адама в именном ошейнике уж как-нибудь перебьюсь.

— Договорились, — преспокойно соглашается Рекичински и опять, черная дыра дери, усмехается. Да его, похоже, забавляет бесить людей! Скроив каменную физиономию, спешно отворачиваюсь и внимательнейшим образом таращусь на какие-то допотопные штуковины для выработки электричества, которыми хвалятся жители Нью-Астерии. Куда запропастился Нюк? Все еще на корабле? Пора бы уже и нашей группе посетить эту колыбель затерянного в чужой галактике человечества, а то меня от желания выложить бортинженеру подноготную альф и адамов распирает почище, чем сверхновую перед взрывом. Словно в ответ на мои мысли, наш гид предлагает подняться на «Астерию» и взглянуть, как обстоят дела там.

Таких огромных кораблей живьем я прежде и не видала. Славию колонизировали в более поздние времена, и тогда, учитывая плачевный опыт Первой Экспедиции, уже предпочитали делать ставку на количество судов, а не на их размеры. В этом была своя логика, как сказали бы сородичи Шухера: «Нечего откладывать все яйца в один набрюшный карман». Так что «Астерия» меня впечатляет — мы словно в утробу выброшенного на берег центаврийского кита-переростка заныриваем. Наш сопровождающий поднимается по трапу первым и, едва ступив в шлюз, произносит куда-то в полутьму:

— Добрый день, мама.

Ну здравствуй, мама… надеюсь, не многоокая. Вспыхивает свет — освещение наверняка работает в режиме жесткой экономии, и приятный женский голос здоровается в ответ. А с экрана на меня воззряется… инженер Стратитайлер собственной персоной, только в облике сестрицы Нюкии. Поглоти меня туманность, вот это номер! Окажись горожане диковатым племенем вроде адамов, наш бортинженер имел бы все шансы заделаться местной богиней. Ну или быть изжаренным на костре за святотатственное сходство, это уж как повезет.

Миновав гулкие пустынные коридоры, где каждый звук, кажется, отдается раскатистым эхом, я оказываюсь в рубке. Это однозначно рай для Басилевса — наверняка сплошное тонкое ручное управление. То самое, которое не для жопоруких рукожопов делано. Сам пилот тоже здесь — зависает над старинными приборами с таким выражением лица, какое бывает у детишек колонистов, впервые очутившихся в большом магазине игрушек на Земле. Бортмех с нашим сопровождающим отстали где-то по дороге — наверняка свернули в двигательный отсек. А куда направился Рекичински, я и не заметила, да не шибко меня это и волнует. Нюк уже по уши закопался во внутренности бортового компа, только вихрастая зеленая макушка торчит.

— Как успехи? — любопытствую я, с умным видом заглядывая ему через плечо. Впрочем, устройство всех этих систем для меня — что для Шухера земная медицина. И то он в ней на моем фоне почти что профессор — дислокацию пупка-то назубок выучил, а я ни в зуб ногой, где какая плата в компе и для чего она нужна.

— Переменные, — раздается глухо из металлической коробки, куда Нюк ныряет с головой. — Все очень старое… кабели рассохлись… но не в таком плачевном состоянии, как я думал. Бо у нас, конечно, посвежее… Но я попробую восстановить покоцанные жесткие диски. Как раз инфа о прыжке и накрылась после аварии. И еще приличный кусок библиотеки.