На рубеже веков. Современное европейское кино. Творчество, производство, прокат - [105]

Жуткую историю сомнительного героизма маститый режиссёр подаёт зрителю не спеша, с основательной уверенностью и особым вниманием к душевным терзаниям героев, превращая материал, способный уместится в формате обычного полнометражного фильма, в 200-минутное полотно, очевидно призванное рассказать не только об одной человеческой трагедии, но и об эпохе в целом. Тем не менее, взявшись за «беспроигрышную» тему, способную оставить равнодушным разве что камень, Холланд пошла по пути наименьшего сопротивления, поставив перед собой задачу лишь подчеркнуть то, что и без режиссёрского вмешательства «сыграло» бы на эмоциях зрителя. В результате долгая, утомительная без смены регистров, предсказуемая во всём (от сюжета, о котором можно справиться в интернете, до трактовок образов в зависимости от их лояльности к компартии), мелодраматичная на грани приличия и переходящая эту грань в конъюнктурности «Неопалимая купина» из трагедии превращается в плакат, мастерски нарисованный, но, по большому счёту, примитивный.

Тем не менее среди чешских кинематографистов были и те, кто, вооружившись главным восточноевропейским козырем, но осмыслив историю своей страны не только эмоционально, но и интеллектуально, добивались очень достойных результатов. Так, в 2011 году выходит драма «Алоиз Небель и его призраки» (Alois Nebel) Томаша Луняка, где история крушения и возрождения одной жизни показана на фоне гибели и перерождения страны в 1989 году. Лента, снятая по популярному комиксу, сделана с использованием ротоскопирования (прорисовки кадров с живыми актёрами в настоящих декорациях), что не только выделяет её в череде прочих фильмов, но и создаёт особую атмосферу, сплавляющую прошлое и настоящее, видения и явь, остроту восприятия и медитативность.

Спустя год Давид Ондржчек снимает «В тени» (Ve stinu, 2012)[198] – вдумчивую ретродраму (действие происходит в 50-х годах) о тихом бунте следователя, бросившего вызов системе. Но, пожалуй, лучшим чешским фильмом, обращённым с вопросом к прошлому, стали «Оковы» (Pouta, 2009) вернувшегося в большое кино после 11-летнего перерыва Радима Шпачека.

В центре ленты – фигура гэбиста Антонина Русна-ка (великолепная работа Ондржея Малого), влюблённого в любовницу своей диссидентствующей «жертвы». При желании в этой картине можно найти параллели с «Жизнью других» (Das Leben der Anderen, 2006) Флориана Хенкеля фон Доннерсмарка, но в отличие от «оскароносной» немецкой ленты чешский фильм лишен нарочитой слащавости, сентиментальной фальши и политической спекуляции.

Шпачек скорее интуитивно, чем осознанно (в интервью режиссёр заявлял, что намеревался показать «мерзости режима») избежал худшей из творческих «забав» выходцев из бывшего соцлагеря – участия в негласном соревновании на самую большую муку, принятую от коммунистов, и снял мощную экзистенциальную драму, где палачи и их жертвы равнозначно трагичны, одинаково уязвимы и все – загнаны в угол. (Авторы картины наделяют главного героя особенностью, разрастающейся до масштабов метафоры и способной рассказать о персонаже и времени больше, чем километражи разыгранных на плёнку плаксивых жалоб: Антонин Русак страдает приступами удушья.)

Источник беды – не столько в конкретных именах политиков, начальников и режимов. Власть оказывается здесь проблемой более метафизической, нежели конкретной, исторической. Разлитая в крови и плоти фильма она – источник неизбывной тоски героев независимо от статуса. Этой тоской поражены все – и писатель, и крановщица, и гэбист, становящийся в финале главной жертвой, потому что лишён возможности прощения и оправдания перед судом как человеческим, так и высшим.

****

Несмотря на налаженную киноиндустрию, не дающую сбоев, и успехи – порой сомнительные, но часто и несомненные – Чехия и к началу 10-х годов так и не преодолела свой провинциальный статус. Возможно, справившись с кризисом роста, эта страна оказалась слишком благополучна, а потому не очень интересна сытому европейскому зрителю, предпочитавшему щекочущую нервы нищую экзотику румынского кино или кровавое неблагополучие растерзанной Югославии. Возможно и то, что чешское кино в эпоху утраты смыслов и цели было слишком «здоровым», внятным, никак не попадая в фестивальную моду.

Тем не менее ситуация начинает меняться. Так или иначе, но чешское кино неспешно возвращается на фестивали. Самый молодой режиссёр страны Томаш Ржегоржек, в свои 27 лет снявший уже четыре картины, побывал со своим дебютом «Превращения» (Proměny, 2009) на международных смотрах от Парижа и Брюсселя до американского Феникоса. В 2011 году признанная лучшим фильмом года драма Зденека Йираского «Бутончики» (Poupata) получила награды на фестивалях Чикаго и Пусана, а полнометражный дебют «Восемьдесят писем» (Osmdesat dopisu, 2010) Вацлава Кадрнки вошёл в основную программу Берлинале, получив, при отсутствии наград, очень лестную прессу. То ли поколение только пришедших в профессию режиссёров уловила зрительскую усталость от мейнстрима, то ли, действительно, пришёл черёд возрождению новой «новой волны», способной конкурировать с модным европейским артхаусом. Время покажет – наступило время ожидать.