На рубежах Среднерусья - [41]

Но самым большим препятствием для женитьбы на Лиде была военная служба. Жуков ее не то что любил, она проникла в каждую клетку его крепкого организма, и он готов был жертвовать всем, лишь бы до конца войны остаться в том положении, в которое она его поставила. Каким признанием народ может наградить его и за одержанные победы, и за те, которые еще впереди. И не на год-два-три, а на вечные времена!

При ясном осознании своего значения в том, что он сделал для спасения страны и непременно сделает еще, Жуков остался человеком, которому все человеческое не было чуждо. С присущей его натуре страстностью он хотел иметь сына, наследника своей славы и, возможно, образования военной династии Жуковых. Но при всей крепости его крепкой фигуры две женщины, любимая и жена, принесли ему трех дочерей. Кого может родить для него Лида? Если четвертую дочь, он прослывет бабьим маршалом — семь на одного! Хотя семь в народе считалось божественным числом, Жуков от такого окружения цепенел, становился никчемным, порченым мужиком, победы которого казались случайными, и нечего о них звонить во все колокола.

Не мог он сейчас пообещать Лиде, что когда-то станет законным отцом ее ребенка. После долгого молчания надо было что-то сказать — все слова, хорошие и жесткие, застряли в горле.

— Медицина не придумала, как определить, кого может родить женщина — мальчика или девочку?

— Кажется, нет.

— А сами женщины по поведению ребенка во чреве матери не могут предугадать появление на свет солдата?

— Бывает, и девочки проявляют ребячий характер.

— До проявления характера того, кто зародился в тебе, Лида, еще немалый срок. Может быть, повременим принимать решение?

Лида поняла, что Георгий Константинович ни в эти дни, ни позже на что-либо не решится. В нем уже не раз прорывалась тоска по сыну. Прежде она отмалчивалась, поскольку предосторожности позволяли избежать беременности. Но что она могла ответить Георгию Константиновичу, кроме того, о чем он спросил — может быть, повременим?

На лице Жукова возникла улыбка, глаза повеселели, и он пересел к столу, чтобы сидеть напротив Лиды.

— Давай, Лида, вместе пообедаем, — хотел добавить «ты да я, да…» — не решился.

— Согласна. Мы давно не отмечали наши встречи.

Слово «отмечали» обычно предполагает радость, веселье, но сегодняшний вечер закончился грустно. Для Лиды единственным утешением было то, что Георгий Константинович был к ней по-родственному внимателен, и ничто не сказало ей, что эти минуты — расставание навсегда.

Лида Захарова оставалась личным фельдшером Жукова до конца войны, несколько лет они проводили вечера вместе, она поехала с ним в одесскую ссылку, но отправиться в свердловскую уже не смогла — новая ссылка для Георгия Константиновича предвещала быть более строгой.

15

Помня указания Верховного: в любых обстоятельствах спать не менее пяти часов, Александр Михайлович приложил голову к полумягкой спинке самолетного кресла и закрыл глаза, чтобы использовать два часа полета для отдыха. Предстоящий разговор с Коневым заставил искать фразы и слова, чтобы ввести Ивана Степановича в спокойное рабочее состояние. Офицер Генерального штаба на Степном фронте сообщил, что Жуков круто обошелся с Коневым и тот потерял едва обретенную уверенность, что может сказаться на управлении им войсками.

Василевский, приученный к предельной правдивости и обстоятельной оценке любых событий и людей, нередко оказывался в затруднении, как докладывать Верховному о том, что делал Жуков, как относился к подчиненным. Александр Михайлович очень высоко ценил полководческие возможности Жукова, среди своих военачальников не видел ему равного, но человеческие качества, жесткий характер вызывали у него досаду. Зачем держать подчиненных в постоянном страхе быть сурово наказанными за любые упущения, а порой и просто так, под горячую руку?

Пассажирский самолет подрулил к ожидавшим генералам, второй пилот открыл дверь, и начальник Генштаба спустился на взлетную полосу.

Конев, все еще генерал-полковник, когда его бывшие подчиненные вплотную приблизились к маршальскому званию, придушил в себе горечь и горделивым шагом подошел к Василевскому, настроившись доложить по полной форме.

— Здравствуйте, Иван Степанович, — обыденно поприветствовал Василевский комфронта, стараясь расположить к себе Конева, взявшего защитную стойку. — Что у вас нового?

— Новое впереди.

— Пройдемтесь немного — мне надо сбросить сон, хотя он был коротким: взлетели, два часа пробыли в воздухе и уже у вас. — Взяв Конева под руку, сказал: — Готов слушать вас.

— Армии и корпуса, выделенные мне, размещены по долинам и балкам, маскировку соблюдают добротно, — сделал Конев ударение на последнем слове. — С командующими провел полевую поездку. Состояние и протяженность дорог и колонных путей изучена, вплоть до возможных рубежей развертывания выверены. Как говорится, на глаз и на ощупь. В ряде мест восстанавливаются или ремонтируются мосты… Пока еще для фронта не определено направление ввода в сражение, я лишь прикинул возможные решения.

— Познакомлюсь в вашем штабе. Авиация недруга залетает в районы расположения ваших армий?