На рубежах Среднерусья - [10]

Члены Ставки и приглашенные уходили из кабинета Верховного озадаченными. Они не помнили, чтобы он вел заседание с такой доверительностью. И все же ни у кого не возникло желания стать с ним на дружескую ногу.

В кабинете Верховный задержал только Василевского и Антонова.

— На основании проведенного обсуждения ситуации разработайте директиву четырем фронтам центрального участка. Учтите всё, что можно дополнить к докладу Жуков.

— С вашего позволения, товарищ Сталин, — обратился Василевский, — мне хочется предложить в кандидаты на фронт генерала Баграмяна. Знаю его давно, и вина его в провале Харьковской операции минимальна, а наступление армии провел успешно.

— Подумаю. Даст результат в ходе этой кампании — можно будет доверить и фронт. Командный стаж у него только в условиях спокойной обстановки.

— Есть еще один командарм, командовавший округом и двумя фронтами, — Попов. Он успешно провел Пятую ударную армию от Сталинграда до Северного Донца, затем Пятую танковую до реки Молочной. Опыт командования общевойсковой и танковой армиями очень важен для командующего фронтом.

— До меня дошли слухи: он неравнодушен к красивым молодкам.

— В свободное от боевых дел время, слышал, такой грех с ним случается, но генерал знающий и в меру волевой.

— Подумаем.

По пути из Кремля Василевский благожелательно сказал Антонову:

— Спасибо вам, Алексей Иннокентьевич, за хороший доклад. Он произвел на Верховного благоприятное впечатление о проделанной Генштабом работе и о вас лично.

— В основе доклада, Александр Михайлович, ваши соображения.

— Соображения — это дом без окон и дверей. Вы не только сделали его пригодным для жилья, но и со вкусом обставили. Скоро, Алексей Иннокентьевич, мне предстоит поездка по трем фронтам Курского и Орловского выступов. О работе Генштаба Верховному придется докладывать вам. Сообщайте только правду, предположения оговаривайте. Манера поведения как сегодня — ничего от «я». Так заведено было Борисом Михайловичем. Верховный ценит людей, отдающих себя делу. И, кстати, красивых собеседников, — улыбнулся наконец Василевский. — А вы выглядели Аполлоном Бельведерским.

— Ну уж, Александр Михайлович.

— Совещание вроде бы прошло без горячих минут, а устал.

— При нагрузках, которые вам приходится нести, Александр Михайлович, немудрено. Усталость накапливается от недели к неделе. И вот дала о себе знать. Да и возраст…

— Я всего на один год старше вас. Такая разница в наши годы не играет роли.

— Так-то оно так, но от ряда работ технического характера вам следует освободиться. Для этого генерала Колосова целесообразно вернуть в Генштаб.

— Пожалуй. Работу Генштаба он знает превосходно, с ним я сработался. Только вот на какую должность? Потянул главное операционное управление, но по рекомендации Берии на нее назначен Штеменко.

— Пригласите на должность своего генерала по особым поручениям.

— Но это же понижение для него.

— Если вам сложно поговорить с ним на эту тему, позвольте мне. Колосов — генштабист, для него интересна работа на стыке политики и стратегии. Уверен, Михаил Александрович, он примет ваше предложение. У него есть еще одна причина вернуться в Москву, жена — успешная актриса.

— Не по этой ли причине и вы согласились на работу в Генштабе? Слышал, Лепешинская называет вас рыцарем без страха и упрека.

Антонов развел руками.

— Надеюсь, и я найду время побывать в Большом театре. Отпускаю вас домой.

— А вы?

— Позвоню Колосову, спрошу его мнение о возвращении в Москву. Потом кое-что надо записать.

Василевский не сказал, что он намерен записать. Тайно от Верховного он вносил в особую тетрадь наиболее важное в работе Ставки и хранил ее под семью печатями.

3

Оставшись один, Александр Михайлович созвонился со штабом Воронежского фронта. Получив согласие Колосова вернуться в Москву, позвонил жене:

— Не спишь?

— Как всегда.

— Сегодня не придется — разрешено отправиться домой. Тотчас же.

— Невероятно! Жду, жду тебя, как в весеннюю пору ласточка своего суженого.

— Ты имеешь в виду ту, что гнездится под крышей нашей дачи?

— Конечно.

— Это, дорогая, черные стрижи. Они отличаются от ласточек более быстрым лётом, позже прилетают и раньше улетают. Ласточки в большей мере птицы деревенские.

Подъехав к подъезду, Александр Михайлович, выйдя из машины, привычно козырнул охраннику. Тот признательно открыл дверь и пропустил маршала в парадное.

Едва вышел из лифта, в открытой двери увидел жену. Она стояла в проеме, счастливая от раннего возвращения мужа с работы. Обняв ее плечи, набравшие полноту, благодарно поцеловал.

— Устал? — сочувственно спросила жена.

— Немного есть. Но…

При всем доверии к жене Александр Михайлович ни разу ей не сказал, что более всего он устает от вспышек Верховного, когда тот не выбирает обтекаемые слова, тем более щадящего тона. От того и другого приходилось долго приходить в себя, но за год попривык.

Александр Михайлович прочитал много литературы об образе мышления и поведении военачальников. Среди них корректных были единицы. Но вежливость их не заменяла тех полководческих качеств, которые приносили победы. Видел и знал, сколько ошибок и промахов в военных делах допустил Сталин за два года. Тяжелых по своим последствиям. И все же, зная в подробностях всю сложность полководческой деятельности, какие сомнения верховные испытывают, принимая судьбоносные решения, он находил, что Сталин — лучший из политиков, который взвалил на себя всю полноту ответственности за судьбу страны. Опрометчивых решений он допустил целую цепь, порой упрямо не принимал разумные рекомендации. но в основе этого упрямства лежала не прихоть его, как Верховного, а задача не выпускать из рук ни управления страной, ни вооруженных сил. А это многого стоит! К сожалению, критики видят в его деятельности только лежащий на поверхности негатив. Позитив разглядеть сложнее. Для этого надо крепко и в подробностях знать те дела, которые проворачивает Верховный. И еще одна черта его ума и воли. Сколько руководителей стран и военачальников спасовали перед судом истории и потому не решились принять те смутно обнадеживающие решения, которые могли предотвратить гибель армии и страны. Сталин бывал в архитрудном положении, особенно в ходе сражений в Подмосковье. И все же ответственность за Москву не переложил ни на кого. Да, Жуков много сделал для ее спасения, но именно Сталин собрал силы, подобрал стойких генералов, решился провести контрнаступление, и оно изменило ход войны. Теперь, казалось бы, Сталину следовало согласиться с мнением Жукова — он отложил принятие решения о проведении битвы за Курский выступ. Несомненно, предложения Жукова лягут в основу директивы на летнюю кампанию, но позже, с учетом конкретных данных, которые будут получены к началу лета.