На реке Росомашьей - [9]

Я послал Китувию к своим спутникам за дорожными перемётами[14] и портфелем; Тылювия опять принялась хлопотать около огнища, приготовляя чай и новый ужин. Через полчаса мы уже наслаждались горячим напитком, на этот раз вполне невозмутимо, ибо назойливая свора любопытных и жаждущих подачки людей, отравлявшая каждое мгновение каждого моего ночлега, никогда бы не посмела набиться в шатёр превращённой шаманки. Зато полог Тылювии был гораздо хуже полога Акомлюки. Он был так тесен, что мы вчетвером едва помещались в его пределах. Лампа в виде большой каменной чаши, выдолбленной из мягкого песчаника, была наполнена протухлым тюленьим жиром и немилосердно коптила. Едкая вонь горящей ворвани смешивалась с прелым запахом варёной еды и немытой посуды в такой острый букет, что даже привычные хозяева время от времени просовывали голову наружу, чувствуя потребность освежиться. По обычаю приморских жителей, они разделись донага и сидели в костюме Адама, прикрывая чресла небрежно брошенной полой меховой. одежды. Тылювия тоже сняла свои необъятные шаровары и разостлала их у себя на коленях. Я с любопытством смотрел на формы шаманки. Конечно, это было мужское тело. Грудь, плечи, живот, ширина таза — всё имело резко выраженный мужской характер.

— Итак, ты пришёл! — повторил Ятиргин выразительно, когда второй ужин тоже был окончен. Я отложил в сторону дипломатию и без обиняков объявил ему, что езжу для того, чтобы узнавать всё примечательное, и что его шатёр привлёк меня, ибо таких людей я ещё не видел близко. На лице Тылювии выразилось мучительное смущение. Ей, очевидно, было стыдно, что разговор собирается коснуться щекотливых особенностей её исключительного состояния, но Ятиргин не разделял этого ложного стыда.

— Конечно! — сказал он самодовольно. — Таких людей не часто можно встретить! — И он бесцеремонно ткнул пальцем в грудь своей огромной супруги.

Тылювия смущённо опустила глаза и сделала движение, чтобы закрыть лицо руками. Под этой маской Горгоны скрывалась застенчивость шестнадцатилетней девочки. Я осторожно объяснил, что желаю предложить несколько вопросов Тылювии, чтобы лучше понять свойство её превращения.

— Спрашивай, — тотчас же сказал Ятиргин. — Она будет отвечать.

Однако Тылювия сидела в упорном молчании, перебирая руками оторочку меховой одежды и отказываясь подарить меня хоть взглядом.

Дальнейший разговор происходил в довольно оригинальном порядке. Я задавал вопросы, обращаясь к Тылювии, но великанша не хотела открыть рта, и вместо неё говорил Ятиргин, обнаруживший полную готовность дать объяснение на самые щекотливые вопросы. Он рассказал мне, что Тылювия родилась мальчиком в семье одного из оленных кавралинов Энурмина, который, впрочем, снискивал значительную часть своего пропитания морскими промыслами, подобно всем оленным людям восточного прибрежья. До начала зрелости Тылювия росла, как растут все дети, но в критический период перехода от детства к юношеству она заболела тяжёлой и таинственной болезнью, от которой чуть не умерла. По обыкновению чукотских больных, она прибегла за помощью к бубну и колотушке и день за днём стала проводить в пологу, не принимая еды и вызывая духов своим упорным стуком. До тех пор она никогда не имела вдохновения и никогда не разговаривала с духами, но теперь "внешние силы" велели ей превратиться в женщину, обещая этой ценой даровать ей выздоровление. Тогда она переоделась из мужского платья в женское, отказалась от мужской силы и ловкости, покинула копьё и аркан для иглы и аута[15] и стала женщиной.

— Разве у ней нет силы? — позволил я себе усомниться в виду могучих мышц великанши.

— Ничего нет! — уверенно отвечал Ятиргин. — Ноги стали медленны, руки бессильны. А когда-то обгоняла всех парней на пешем бегу.

— А что, трудно было научиться женской работе? — спросил я опять.

— Не надо было учиться! — последовал многозначительный ответ. — Сразу всё узнала. Внешние силы дали знание.

— Иные действительно совсем становятся женщинами! — признавался он. — Не только душа, но и тело… Она, к сожалению, не дошла ещё… Может быть, потом когда-нибудь!..

Другие подробности объяснений я предпочитаю опустить, оставляя за собою право вернуться к этому предмету в другое время.

В конце концов я выразил желание осмотреть тело Тылювии, предлагая за это довольно значительное вознаграждение по моим скромным средствам. Ятиргин ничего не имел и против этого, но превращённая, несмотря на мои соблазны и уговоры мужа, отказалась наотрез. Под конец она вдруг посмотрела на Ятиргина таким зловещим взглядом, что он сразу съёжился и переменил тон.

— Что же? — сказал он. — Действительно, по её обычаю, ей грех показываться чужим глазам… Довольно с тебя моих слов. Пусть твои уши станут тебе глазами!..

Я не настаивал дольше.

Мы ещё долго разговаривали с Ятиргином в этот вечер. Он оказался довольно бывалым человеком и обычным эпическим языком, свойственным чукотским рассказчикам, описывал подробности приморской жизни, условия промысла, порядки торговли с рогастыми эскимосами и морскими бородачами. Более всего он распространялся о покупке американцами живых оленей для разведения стад на американском берегу. К этому предприятию все чукчи относятся одинаково враждебно, так как оно грозит ещё более сократить привоз дорогих мехов из полярной Америки, вымениваемых на шкуры молодых оленей, необходимые эскимосам для одежды.