На реке черемуховых облаков - [2]

Погрузили сено на сани. А один стожок на отшибе оставили нетронутым. Это чтобы в нем горностаюшка жил и над мышами пустошкинскими немногочисленными царил. И чтобы ему было где укрыться, если филин, злая птица, прилетит…

Марья Андреевна

— Мужа моего Прохора Михайловича убили браконьеры. Он застал их с лосем. Они уже стали мясо по мешкам делить, а тут он вышел и закричал:

— Что вы сделали? Вы же советские люди!

Он бесстрашный был. Ничего не боялся. Те сначала испугались, а потом видят, что он один, а их четверо, — и убили. Народу на Вялье летом много. Свидетели были. Нашли их быстро… После суда над ними стала я думать, как мне жить дальше. Предлагали бригадиром в совхоз. Но до совхозной конторы — восемь километров через лес и мох. Дочки, Наташа и Павлина, в город звали. Обе техникум заканчивали. Их в аэропорт брали по распределению. Говорят — мама, мы и тебя пристроим в аэропорту, хоть буфетчицей, хоть кассиром, ты же считать умеешь. А тут приехал старший охотовед Михаил Самодумов, говорит:

— Оставайся на кордоне, Марья Андреевна… Куда тебе срываться? Подумай сама, где я материально ответственного человека найду? А на мне ответственность — лодочная станция. К нам рыболовы завсегда приезжают. Я им лодки выдаю, постельное белье…

— Кого-нибудь городского возьмите, — говорю.

— Взять-то можно, — отвечает. — Только веры у меня к ним нет. То с квитанциями начнут химичить, то лодки поразбивают, ондатру изведут… А к тебе все привыкли. Живи и работай егершей…

— А как же ружье? Я боюсь его в руки брать…

— Можешь не брать, — говорит. — Так охраняй. А мы тебе будем помогать…

Я и согласилась. Да и куда ехать? У нас же корова Катька, пяток овец, куры… Видал какие? Лилипутки. Порода такая. Называют их еще корольками. Толку от них мало. Яйца мелкие, с кулачок. Но красивые куры! Прохор Михайлович их очень любил. Как живые самоцветы! Да? Такое у нас хозяйство. В аэропорт не повезешь… А тут мне сон приснился: будто летаю я над озером, опускаюсь на зеленые берега… Поняла я, что это душа моя отдыхает. А где еще найдешь работу, чтобы душа отдыхала. Поэтому я и согласилась…

А вот моему Прохору Михайловичу другое снилось перед тем последним обходом. Снились ему люди. Сидели они у костра и о чем-то быстро говорили. А лица у них невзаправдашние были — из газетных кусков. Будто газету порвали, и из кусков поделали лица.

Он мне рассказывал — я прямо обомлела. Не к добру такое во сне видеть. Вот так и вышло — убили его. На суде выяснилось, что те — грамотные все были. Один начальником гаража работал, другой в райпо, двое последних тоже начальники. А на озере они давно куролесили. Да к тому же пьяные были. Жалко им стало с лосем расставаться и штраф платить. Так бы за лося заплатили, а теперь за моего Прохора…

Так и осталась я без мужа. Всю работу на себя приняла. Летом особенно тяжело. Много на Вялье приезжает… Валом валят. Но порядок у меня, конечно, строгий. И с квитанциями и лодками, и с охраной… Озеро мне помогает оберегать Самодумов и молодые ребята из города. Они с рейдами приезжают, в обходы ходят. Их браконьеры боятся… А любой рыболов, которому я лодку даю, знает, где костер разводить, где дрова рубить, какие снасти можно ставить… Самодумов мне говорит: «Подожди, Андреевна! На Вялье собираются сделать заказник республиканского значения. Только научным работникам и егерям будешь постели выдавать».

Ну, заказник так заказник. Об этом давно толкуют. На озере водится черная ондатра. Обычная — рыженькая, а эта — смоль. Ондатровые шкурки под соболиные на фабрике выделывают… Ценный сорт. Этой ценной ондатре отдыхающие, конечно, мешали. А зимой вот что вышло. Кабаны поели ондатровые хатки. Не все, но достаточно погубили. Ондатре куда деваться? Потом ушли кабаны, оставили недоеденные хатки… Конечно, ондатра не только в хатках жила. Была береговая — та в норах сохранилась…

Пятнадцатого апреля я пошла в обход по берегу озера, поглядеть на ондатру. Закраинцы синели водой. Плескалась на икромете щука… У щуки икромет интересно проходит. Стоит самка-икрянка у травы, пускает икру. А вокруг — гоноки, щучьи мужья. Они на бок ложатся и льют из себя молоки. Нежнее этого ничего на свете нет, когда гоноки на бок ложатся… И вода от молок — белая! Эх, думаю, видел бы Прохор Михайлович! Он завсегда ходил смотреть на щучий икромет. Радовался жизни, тому, что на Вялье пришла весна…

И ондатра в промоинах была. У нее гон шел. Поплавают, а потом выберутся на льдину и ну пищать, ну толкаться… Среди рыженьких и смоляная ондатра попадалась. Значит, сохранилась… Очень я радовалась. Мне ондатра нравилась завсегда. Зверьки маленьких ребятишек напоминают. Такие повадки. Когда ондатра плывет, то видно, как она пальчики растопыривает… Чудно так!

Кроме кабанов, у ондатры врагов достаточно. И люди на нее зарятся. Шкурка ондатровая ценится… В одном месте я штук сорок зверьков насчитала. Набились на льдину. Лед шатается, а они пищат. За сто метров слышно писклявую ярмарку. И тут — бах-бах, бабах!

Браконьерские выстрелы. Разозлилась я. Давно такой наглости не было. Подхожу. Вижу, парень мордастый, наглый, палкой подгоняет побитых ондатр. Ружье на плече. Я стала стыдить его. Мол, чего ты делаешь? Прекрати безобразие!