На реках вавилонских - [71]

Таким образом вы ваше положение не улучшите.

Поскольку я видела, как трудно было Кате и Алексею поймать ворону, я предложила следущее: они могут предпринять все, что в их силах, чтобы заманить ворону на подоконник, но в дом она не должна попасть ни при каких обстоятельствах. Оба кивали и хлопали в ладоши, будто они что-то выиграли, только я не была уверена в том, что это получится, потому что у вороны явно было сломано крыло, и она не смогла бы взлететь на пять метров к нашему подоконнику.

Дети в напряжении сидели у окна и разглядывали рассыпанные ими зерна. Время от времени они сталкивали какое-нибудь зернышко вниз, видимо, надеясь, что черная птица заметит, что здесь, наверху, хотят обеспечить ее существование. Прилетел воробей, потом второй. Дети вовсю махали руками, но маленькие крылатые обжоры не унимались и не давали себя прогнать. Когда ворона прыгала внизу по земле, исчезая из их поля зрения, дети бежали вниз по лестнице, чтобы посмотреть, все ли с ней в порядке, и приносили ей зерна, которыми она пренебрегала, а галки их склевывали.

Через некоторое время Алексей решил, что надо действовать по-другому. Он хотел взять книжку из передвижной библиотеки. Подумайте о своих детях. В окно его было хорошо видно. Он терпеливо стоял перед запертой дверью и ждал, пока вернется библиотекарша, которая явно вышла в туалет. Я открыла окно и поманила его, там было холодно, я крикнула ему: ты не замерз? Я охотно верю, что вы с любовью и с чистой совестью выполняете ваш материнский долг. Под предлогом, что мне надо кое-что купить, я надела куртку. Вызывающий сострадание случай. Катя сидела над своими домашними заданиями, не поднимая головы, и как бы случайно подтолкнула по столу листок с ее пожеланиями, ничего не сказала, а просто ждала, когда я его возьму.

— Где Сюзанна? — спросила она, когда я открыла дверь.

— Не знаю. Я тоже хотела бы знать.

— Вообще она в это время спит. Так долго она еще ни разу не отсутствовала.

— Наверно, у нее есть на это свои причины.

— А ей это позволяют?

— Если у нее есть причины. Я скоро вернусь.

На улице земля скрипела у меня под ногами, я пересекла площадку, лишь кое-где еще покрытую почерневшей травой. Смеркалось. Меня трясло, но не от холода. Дверь в передвижную библиотеку была открыта, внутри горел свет. Алексей, видимо, хотел попросить у библиотекарши книжку о воронах. А почему, собственно, — "вызывающий сострадание случай"? Мы желаем вам добра. Словно кто-то был обязан желать мне добра. Человек, желающий мне добра, избавил бы меня от таких слов, они бы ему и в голову не пришли. Я свернула направо и пошла к блоку "Д". У второго подъезда я открыла дверь и поднялась на несколько ступенек, полагая, что они ведут к Хансу.

Дверь мне открыл довольно-таки пожилой мужчина в подштанниках и нижней рубашке. Дома ли Ханс, спросила я.

— Понятия не имею, хотите посмотреть? — Пиво из его бутылки, казалось, вот-вот выльется. Он держал передо мной дверь, но я как-то замешкалась.

— В какой комнате он живет?

— Прямо тут, напротив. — Он наблюдал за мной, будто хотел дождаться, когда я открою дверь. Где — то плакал маленький ребенок. Мужчина отхлебнул изрядный глоток. — Мало радости, — сказал он, — ревет и ревет, паршивец. — Кроме плача ребенка, я услышала еще и женский плач, однако этого мужчина как будто не слышал. Я нажала на ручку двери, но дверь осталась закрытой. Таким образом вы ваше положение не улучшите. Я еще раз нажала на ручку, но она не поддалась.

— Ну вот. — Он сделал шаг ко мне, еще несколько сантиметров — и он уперся бы животом в мою куртку. Пивной дух ударил мне в лицо. — Еще что — нибудь?

— Нет. — Я невольно сделала шаг назад, а он — шаг ко мне.

— Вы можете зайти. — Он едва ворочал языком и почти коснулся бутылкой моей руки.

— Спасибо, просто передайте ему привет от Нелли.

— Будет сделано. — Его голос прозвучал вдруг громко и послушно, он щелкнул голыми пятками, как бы давая клятву, поднял бутылку. Таким людям, как вы, жертвам человеконенавистнических и недостойных режимов. Чувство облегчения пронизало меня, когда я вышла на лестничную площадку и побежала вниз. Этажом ниже на площадке стоял Ханс. Всякий раз, когда я его видела, Ханс казался мне еще меньше, чем был в моей памяти. Я отошла в сторону, чтобы ему не пришлось стоять на ступеньках, взгляд мой был направлен вверх, где в дверном проеме стоял мужчина в нижнем белье, подняв для приветствия пивную бутылку.

Ханс проследил за моим взглядом.

— Что ты тут делаешь? Ты его знаешь?

— Нет. Я хотела к тебе, но тебя не было.

— Тогда пошли. — Он шел передо мной и, казалось, нисколько не удивлялся моему приходу. Он прошел мимо соседа не поздоровавшись и открыл дверь в свою маленькую комнатку.

— Заходи, садись сюда, рядом со мной. — Ханс похлопал по матрацу. Так, словно само собой разумелось, что мы будем сидеть рядом на одной кровати, последовала я его приглашению, радуясь дружелюбию и теплоте его взгляда.

— Ты знаешь такого доктора Роте?

— А я должен знать?

— Из "Клуба Медведей".

— Нет, к сожалению.

Я посмотрела на Ханса. Хотя он уже так долго жил в лагере, он, казалось, еще никогда не слышал о таком "до некоторой степени знаменитом" человеке.