На регулярной основе - [2]

– Погоди, Эмили, – запротестовал я.

Она приложила палец к моим губам и заставила меня замолчать.

– Не спорь, – сказала Эмили, – это хорошая сделка.

Мое тело жаждало Эмили, и я начал встречаться с ней на регулярной основе: раз в неделю по двадцать фунтов. Но я не был побежден. Мысленно я держался на расстоянии, стараясь проанализировать ситуацию. Я начал шпионить за Эмили.

Раннее утро, обеденный перерыв в библиотеке, время, отведенное для ужина, и большую часть вечеров я проводил возле дома Эмили, пытаясь застать ее на месте преступления. Но никаких мужчин в грязных плащах, никаких мальчиков, страстно желающих потерять невинность, – никого, кроме невысокой женщины в мужском костюме и с портфелем в руках.

– Так, значит, Эмили, ты не проститутка? – спросил я по возможности небрежно. Она лежала на кровати и выглядела потрясающе: грудь полуобнажена, ноги прикрыты черным шелковым платком.

– Нет, – ответила Эмили своим хрипловатым голосом. – Я твоя любовница.

– Но тогда почему ты берешь с меня деньги?

Эмили объяснила. Она сказала, что мужчины часто обижали ее. Они принимали любовь Эмили и использовали это чувство против нее же самой. И теперь она берет деньги. Деньги означают, что она контролирует ситуацию, а следовательно, означают, что она в безопасности. Эмили говорила сухо, словно читала список покупок. Но я поверил ей. В ее словах был здравый смысл.

Признание укрепило наши отношения. Мы стали встречаться чаще, проверились на СПИД, перестали пользоваться презервативами, и, хотя Эмили продолжала требовать денег, я был полон радужных надежд. Я мечтал о том дне, когда мы, как все обычные пары, начнем обмениваться любовью бесплатно.

Через год мы вместе купили квартиру, и я повел Эмили знакомиться с моими родителями. Они возненавидели ее. С первого взгляда. Но виду не подали. Держались вежливо. Расспрашивали о работе, угощали бутербродами с ветчиной и вареной говядиной, фирменным мороженым и слабым чаем. Но все было видно по их глазам. Мать оглядела Эмили с головы до ног. Увиденное – сапожки, шорты и короткая маечка из лайкры – настолько ей не понравилось, что лицо ее побледнело, а в глазах мелькнуло отвращение. Она даже шепнула мне:

– Послушай, Стивен, ты уверен, что это именно та девушка, которая тебе нужна? Кажется, она не слишком опрятна?

Я ответил:

– Я люблю ее, мама. Нам хорошо вместе.

Позже я почувствовал себя не так уверенно. Иногда я думал о наших отношениях и не мог ничего придумать. Мы с Эмили встречались после работы, шли поужинать или в кино, возвращались домой, но все еще, казалось, существовали отдельно друг от друга. Я знал, что в этом нет моей вины. Я стремился к сближению, рассказывал о своей жизни, о том, что люблю и чего не люблю. Эмили держалась замкнуто и раскрывалась только в те ночи, когда мы занимались любовью. И она все портила требованием денег.

Однажды я чуть не сорвался. Ее цены росли вместе с инфляцией и начинали кусаться. Мне пришлось взяться за дополнительную работу – собирать деньги с участников футбольного тотализатора в Крейгхите, самом отвратительном районе Астли. Занятие не из приятных. У меня оказалась парочка опасных клиентов. Они подстерегли меня в дальней аллее и избили. Сняли с меня очки, прижали к стене и стали бить по лицу. На руках у них были кольца.

– Бедный, бедный Стивен, – ворковала Эмили, когда я вернулся домой.

– Знаешь, ты могла бы прекратить это, – сказал я, когда она прикладывала ватный тампон к моим щекам, носу, ушам. Тампон был смочен деттолом и щипал. Чтобы не думать о боли, я сосредоточил внимание на грудях Эмили, которые щекоча касались моей груди.

– Как я могу это прекратить? – наивно спросила она. – Освоить карате, пойти отомстить?

Я сжал ее руку. Деттол коричневой струйкой потек по тонкому запястью.

– Ты сейчас готов меня ударить, правда? – спросила Эмили. Ее глаза странно вспыхнули.

Я пошел к врачу. Эмили сказал, что в раны попала инфекция. Это была чистая правда. Сине-зеленый гной сочился из пореза, пересекавшего всю щеку.

Я взял направление к дежурному врачу. Не хотелось откровенничать со своим постоянным, который наблюдал, как я рос, как опустились яички.

Женщина-врач провела нежным пальцем по порезу и спросила, зачем я пришел на самом деле.

– Сексуальные проблемы?

– В некотором роде, – признался я.

Она внимательно выслушала меня. Кивала головой, делала записи.

– Я думаю, вам следует встретиться с ее матерью, – посоветовала она. – Не нужно винить ее, матерей и так винят слишком во многом. Но я думаю, вам следует поговорить с ней. Это иногда бывает очень полезно.

Мать Эмили одевается, как мужчина. Она предпочитает двубортные костюмы из шерсти мериноса с белой рубашкой и желтым или черным галстуком. Носит запонки, вязаные шерстяные носки в ромбик и грубые башмаки. Волосы подстрижены почти наголо, на лице ни капли макияжа.

Когда Эмили познакомила нас, я сразу узнал ее.

– Вы навещали Эмили на старой квартире, – сказал я. – По вторникам и четвергам. Я вас видел.

– Да, – ответила она. – Я знаю о твоей слежке.

Тогда я ее ненавидел. Теперь – нисколько. Она говорит то, что думает, и, несмотря на мужеподобную внешность, у нее доброе сердце. Эмили тоже любит свою мать. В квартире словно делается светлее, когда она приходит. Начинается смех, веселье, Эмили становится откровеннее, рассказывает истории, которых я никогда раньше не слышал.