На рассвете любви - [13]

Она так и не могла понять потом, что заставило ее сказать:

— Не хотите немного перекусить? Может быть, чашку чая? Я как раз заварила.

Его светловолосая голова обернулась, затем повернулось и все его гибкое тело. Он не ответил, васильковые глаза оглядывали ее с ног до головы. Она уже была готова сказать: «Забудьте об этом, сожалею, что предложила», — но тут он сказал:

— Спасибо, с удовольствием поел бы чего-нибудь.

Она чуть не раскрыла рот от удивления, не веря, что этот человек мог ответить так просто и вежливо.

— Да, очень хорошо… — и умолкла, не зная, что делать дальше, затем добавила — У меня только бутерброд, но в холодильнике полно еды. Может быть, вы хотите холодной говядины и салата?

Взгляд гостя упал на бутерброд, который она только что смастерила, и он спросил:

— А как насчет такого же?

Она почувствовала, что краснеет, и ответила:

— Это трехэтажный бутерброд. Мы с сестрой часто делали такие, когда оставались одни.

— Прекрасно, если можно, то я бы тоже попробовал.

Секунду она беспомощно стояла, не зная, что предпринять, затем пожала плечами и начала резать хлеб. В соответствии со своим воспитанием попыталась начать «светскую» беседу, однако он не особенно помогал ей в этом, а стоял молча, прислонившись к стене.

— Мы с сестрой почти не ели мяса. В основном мы поглощали тонны салата, всякие маринады и тому подобное, — опять постаралась она завязать разговор, поскольку его молчание раздражало ее. — Но здесь такое вкусное мясо, что я не могу отказаться. — Она указала на кусок холодной говядины.

— Да, это мясной край, — наконец соблаговолил он ответить.

Она оглядела свое произведение, не зная, что Скотт о нем подумает. Потом посмотрела на гостя и увидела, что и его взгляд устремлен на это гигантское сооружение. Положив его на поднос рядом со своим, Виктория повернулась, чтобы приготовить уже во второй раз чай. Неожиданно ей в голову пришла одна мысль.

— А Шад не с вами? Может быть, он где-нибудь поблизости? — спросила она, вспомнив, как кто-то однажды говорил, что Шад всегда там, где Скотт.

При этих словах его глаза удивленно раскрылись.

— А что? Вы беспокоитесь, что вам придется и его пригласить к столу?

Обескураженная его так резко изменившимся тоном, ставшим вдруг насмешливым, как тогда, на железнодорожной платформе, она начала было:

— Что вы, у нас полно еды. Я только… — И замолчала, а когда заговорила опять, в ее голосе послышались жесткие нотки, поскольку до нее дошел смысл его ехидного вопроса. — Да нет, я не беспокоюсь, что мне придется пригласить Шада поесть. Если бы я выбирала между им и вами, то с большим удовольствием предпочла бы его общество.

«О Боже, неужели он никогда не бывает одинаковым?» — подумала она. С его лица сошло неприятное выражение, столь неожиданно появившееся, и он улыбнулся ей вполне дружелюбно. Потом взял из ее рук чайник, налил в него кипятка.

Виктория поставила чайник на поднос и машинально, совершенно естественным жестом указала ему на него. И так же, не задумываясь, этот человек из Намангиллы поднял его и спросил:

— Вы разве не едите на кухне? Отнести его в столовую?

— Нет, когда на улице так хорошо и солнечно, лучше есть в тени деревьев, — ответила она и проскользнула мимо него, чтобы открыть дверь.

Они спустились с веранды, пересекли утоптанный двор и прошли к лужайке под большим тенистым деревом. Она опустилась на один из белых металлических стульев. Скотт поставил поднос на стоящий рядом столик.

Она передала ему покрытый салфеткой бутерброд и вопросительно посмотрела на него, держа над его чашкой молочник:

— Молока не надо. Два куска сахара, пожалуйста.

Наливая чай, Виктория вскользь заметила:

— Странно, сейчас все соблюдают диету, а у вас все наоборот.

— Когда живешь и работаешь в основном на воздухе, как мы с Шадом, то нельзя без сахара, — ответил он и добавил — Я полагаю, что вам нет необходимости соблюдать диету.

Он смотрел, как она наливает себе чай с молоком, но без сахара.

Чувствуя, что краснеет, Виктория разозлилась на себя. Ей приходилось слышать замечания и более личного характера, и она обычно за словом в карман не лезла. Но этот человек! Она ответила довольно прохладно:

— Я не говорила о вас лично! А вообще.

— Но я говорил лично о вас и всегда говорю то, что думаю.

Послышался ли ей в его словах какой-то скрытый смысл? Какая-то новая тональность окрашивала их? Она этого не поняла и не собиралась забивать себе этим голову. Откусывая от своего бутерброда, она не очень-то заботилась о том, как при этом выглядит. Ей необходимо научиться не обращать внимания на то, что говорит и делает этот человек.

Небо над ними было подобно раскаленному куполу бирюзового цвета, однако их окружала густая и прохладная тень. Было чудесно.

Она ела не торопясь и стараясь не смотреть на своего гостя. Ее взгляд был прикован к легкой изгороди, окружающей этот небольшой участок сада. Она не уставала восхищаться пурпуром крупных цветов, покрывающих изгородь, поэтому вздрогнула от неожиданности, когда Скотт произнес:

— В жизни не ел ничего вкуснее. Как вы их называете?

Она с удивлением повернулась к нему. Он улыбнулся:

— Почему такой недоверчивый вид? Вы, наверное, считаете, что я в основном питаюсь шашлыком и походными лепешками.