На распутье - [56]

Помните, братие, сии Господни слова, а Господь поможет вам навсегда удержать это в душе вашей, ибо иначе благость Его не преклонилась бы так мгновенно к смиренному молению моему. В сердце человеческом может вмещаться Царствие Божие — и вы его почувствовали.

Помните, братие, что Господь заповедует ученикам Своим: «Ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложится вам».

Старец светлыми — небесными, как подумал про себя Василий — глазами оглядел иконописцев, и под этим животворящим его взглядом они все обрели какую-то особую, мягкую, ласковую теплоту…

— Да хранит вас Господь Бог, да пребудет Он вечно в сердце вашем!

XV

Дом пресвятыя и живоначальныя Троица — Троице-Сергиев монастырь, стоявший в шестидесяти с лишком верстах от Москвы, был порубежной крепостью, заслонявшей от нашествий с севера. К обложению ратью жолнеров[41] Сапеги и Лисовского монастырь-крепость имел следующее оборонное снаряжение. Длина каменной стены монастыря, возведенной при Грозном, простиралась чуть больше версты. Вдоль стены тянулась двухъярусная галерея — для отражающих приступ ратников. Ниже зубцов — косые амбразуры — для огня пищальников. Вровень с землей, под средним ярусом, шли полукруглые печуры — для «сечи по ногам». Двенадцать башен крепости давали возможность вести круговой, фланкирующий огонь^{30}. Над главными воротами стояла Красная башня, оборонявшая крепость с востока. Ворота под Водяной вели к речке Кончуре и пруду. Погребная высилась против погребов пивного двора; Конюшенная-Каличья прикрывала северную сторону. Тот же бок держали башни Соляная и Кузничная. Против огорода, на середине южной стены, краснела Луковая башня. Каждая башня имела три «боя»; верхний, средний и подошвенный. На всех башнях стоял наряд в девяносто стволов — пушки, пищали затинные, пищали полковые. На стены, кроме того, поставили «козы» с раскаленной смолой. На Водяную башню по указанию воевод подняли стоведерный медный котел — в нем постоянно клокотал и дымился вар, чтоб «хорошенько прокипятите врагов». На обороне Троицкой крепости стояло под ружьем не более 3000 человек — казаки и стрельцы из отряда воевод Григория Долгорукого-Рощи и Алексея Голохвастова, остальное воинство был монастырский и мужицкий люд.

В ночь перед первым приступом поляков священники всем защитникам отпустили грехи, у кого какие были, великие или малые, и каждый, стрелец ли, казак или монах, дал клятву пред алтарем: не пожалеть ни крови своей, ни самой жизни и стоять насмерть на защите святой Сергиевой обители-крепости! Все надели чистые белые рубахи — как перед смертью. Настоятель архимандрит Иосаф, старец светлый разумом, с горячим сердцем, той же ночью исступленно говорил защитникам:

— Не посрамите Сергиеву обитель, бо он взирает на нас!^{31} А кто смалодушничает, того прокляну отныне и вовеки!

В узкой голове пана Яна Лисовского, окрещенного русским Александром Ивановичем, сидела одна мысль: хорошо погулять да пограбить. А уж в Троицкой лавре, по сведениям, которые они имели, было такое изобилие золота и дорогих камней, что хватит проматывать всю жизнь. Сам Лисовский говорил о себе: «Во всей Польше я один настоящий шляхтич. Моя сабля не знает страха».

Не раз сей пан был колот пиками и посечен саблями, зарастало как на собаке, — на его теле было порядочно рубцов, ибо, надо отдать ему должное, Лисовский был храбр и играл со смертью. Уйдя от тушинского вора, как и Сапега, Лисовский кинулся грабить и выжигать все, что ни попадалось на его пути. Порядочно он пожег во Владимирской и Рязанской землях. Лисовский был гибок и длинен, доспехи, черные узкие сапоги, острая сабля и на поясе в чехлах два пистоля, — таким ястребом он шел во главе своего войска, опустошая все на пути.

Тезоименитый гугнивый (гнусавый — по прозвищу келаря Палицына) Ян Петр Павел, или по-русски Петр Павлович, гетман Сапега, староста Усвятский и Керпетский, был зело опытен в военных делах. Он приходился племянником знаменитому литовскому канцлеру Льву Сапеге, был белобрыс, тяжелее Лисовского на ногу, с бычьей шеей, с бородкой под покойного короля Батория^{32}, которого он обожал за воинский дух. Голос у Сапеги был сиплый, низкий, он часто гундосил. Когда гетман хватался за саблю — тогда попадаться ему под руку было слишком опасно.

У тушинского вора гетман Ян Сапега пробыл всего лишь двадцать дней. Тогда же, уходя, он поклялся:

— Видит Бог, я со своими рыцарями поставлю на колени всю северную Русь. Или будет так, или я — не Ян Сапега!..

Лисовский на богато убранном коне въехал в большое село Клементьево с деревянной, поставленной без единого гвоздя, почернелой церковью. Московская дорога разрезала село пополам. Крепкие дворы, лабазы, лавки и амбары с пудовыми замками на дверях ремесленников, торговых и работных людей встретили зловещей тишиной, нарушаемой лишь лаем собак. Нигде не виднелось ни единого человека. В садах золотились головы подсолнухов. Было тепло и сухо. На площади, около церкви, Лисовский слез с коня. Двери обители были настежь растворены. Поп, проткнутый копьем, истекал кровью на ступенях. Наемники запихивали в сумы церковную утварь, снося ее в гетманский обоз. Поляк, с усами едва ли не в аршин и с бронзовым лицом, подошел к гетману.