На пути в Эммаус - [15]

Мы, идущие в Эммаус в двадцать первом веке, должны как следует задуматься и заставить себя понять и признать то, как наше собственное мировоззрение искажает наше понимание Писания, а также проследить, в каких отношениях наши разочарования являются плодом нашей самоуверенности в том, как мы воспринимаем истину и реальность. Мне кажется, что все наши современники должны попытаться честно ответить на эти вопросы, но сейчас меня интересует то, как сделают это христиане. Живя среди руин «христианской цивилизации», они должны спросить себя, в какой степени мрак и пессимизм нынешней жизни (особенно в Европе) является плодом их собственной «несмысленности». По–моему, по мере того, как верующие пытаются поддерживать унаследованные ими институционные формы христианства, они нередко поддаются искушению и делают вывод, что источник проблемы находится «извне», что во всем виноват сбившийся с пути мир, а Церковь все так же продолжает давать релевантные ответы на дилеммы и кризисы современности. И протестанты, и католики нередко анализируют современную западную культуру, опираясь именно на эти предпосылки; это видно, например, в заявлении папы Иоанна Павла II о том, что для объединения Европы необходимо восстановить «ценности, наиболее полно явленные в христианской традиции»[40].

Но так ли это на самом деле? Можно ли сказать, что церкви Европы строят свою жизнь и деятельность согласно евангельским ценностям? Если прислушаться к тем голосам, которые уже прозвучали для нас с дороги в Эммаус, ответ на этот вопрос далеко не однозначен. Свидетельства истории, скорее, оправдывают то сокрушительное предложение, с которого Ричард Нибур начинает свое революционное исследование разделений и фракционности западного христианства: «Христианство нередко достигало внешнего успеха, игнорируя принципы своего Основателя». Далее в книге Нибур демонстрирует, как стремление к земной власти и престижу снова и снова шло вразрез с духом Евангелия, и приходит к выводу, что земной церкви «куда легче отдавать кесарево кесарю», если «не слишком настаивать на том, что принадлежит Богу»[41].

Итак, голос «неузнанного Христа» звучит во всех столетиях, требуя, чтобы мы еще раз проанализировали основания своих разбитых надежд и угасших мечтаний и подумали, не является ли причиной наших нынешних горестей то, что воспринятые нами модели церкви и служения опираются на одностороннее и очень избирательное прочтение Писания. Подобно двум ученикам на дороге в Эммаус, мы часто «не веруем всему, что предсказывали пророки», отфильтровывая те элементы традиции, которые призывают нас воистину обратиться и стать сообществом, отбросившим своих идолов и получившим свободу для новой жизни во Христе. Одного критического анализа истории будет мало; нам необходимо спросить себя, что значит быть воистину «христианами» в наше время, когда высокотехнологичная, индивидуалистическая, ориентированная на успех западная культура более чем способна исказить наше прочтение Священного Писания. Такое подрывное влияние культуры подвергает нас опасности синкретизма, который нередко «освящает» и благословляет ценности и действия, прямо противоположные образцу подлинно человеческой жизни в Божьем Царстве, явленному нам в Иисусе из Назарета[42]. В этом контексте призыв распятого Христа — к тому, чтобы мы признали глупость небиблейских мечтаний о силе и славе и покаялись в том, как мы искажаем образ Христа, представляя Его миру, — доносится до нас как слово благодати, показывающее нам выход из тьмы века сего к новой, настоящей надежде. Как это может выглядеть на практике, хорошо описывает католический богослов Иоганн–Баптист Метц:

«Кризис (или недуг) церковной жизни состоит не только в том, что перемена сердца либо вовсе не происходит, либо происходит слишком медленно. Он состоит в том, что отсутствие такой перемены сердца скрывается под личиной веры, которая всего лишь верит. Воистину ли мы, христиане… меняем свои сердца? Или мы только верим в перемену сердца и скрываемся под плащом этой веры в христианское обращение, оставаясь, по сути, прежними? Живем ли мы как ученики Христа или, под прикрытием веры в христианское ученичество, ходим прежними, неизменными путями? Являем ли мы истинную любовь или всего лишь верим в любовь и, под покровом веры в любовь, остаемся теми же эгоистами и конформистами, какими были раньше? Разделяем ли мы чужие страдания или всего лишь верим в то, что их надо разделять, и под прикрытием веры в сострадание, сохраняем прежнюю апатию?»[43]

Возобновляя триалог

Я уже говорил о том, как испытующие вопросы, которые неузнанный пока Христос задает двоим ученикам, заставляют современных христиан задуматься и спросить себя, есть ли им что сказать своим спутникам на современной дороге в Эммаус. Еще в 1851 году поэт Мэтью Арнольд в своем стихотворении «Беper Дувра» описал, как Море Веры «отступает и ревет… в тягучем споре» и предсказал, что этот отлив породит мир, куда «не входят ни любовь, ни свет, ничьи надежды, ни покой, ни боли облегченье». Чувствуя, что время веры в Европе подходит к концу, Арнольд понимает, что этот ключевой разворот будет иметь серьезные последствия для всей культуры в целом и в памятных многим строках описывает как раз то, что чувствуют путники на дороге в Эммаус и что я попытался описать на предыдущих страницах: