На пути к звездам - [3]

Пришел со своими нурмисами[2] и Циолковский. К нему подошли двое знакомых.

— Что за катание! Теснота и толкотня, — сказал один из них.

— Поедемте дальше! — предложил Циолковский.

— Но там лед слабый, можно провалиться.

— Ничего! Я поеду первым. Если провалюсь, вы повернете назад, а я выкарабкаюсь.

Предложение было опасное, но лед так заманчиво блестел, что решили рискнуть.

Константин Эдуардович мчался впереди. Высокий, тонкий, он несся, как на крыльях. В ветреную погоду он даже брал с собой на каток зонт, раскрывал его и летел по ветру, как птица. За быстроту и ощущение полета он и любил этот спорт. Грудь дышала глубоко, легкие наполнялись свежим морозным воздухом, пронизанным ярким солнечным светом.

Лед давно трещал под ногами отважного конькобежца, товарищи звали назад, но Циолковский ничего не слышал. Впереди показалась вода. Она быстро приближалась, уже не было возможности остановиться. Сейчас он влетит в ее черную бездну… Но тут Циолковский резко за-тормозил и повалился на лед. Движение остановилось почти у самой полыньи. Лед здесь был так тонок, что начал отламываться, и вода догоняла уползавшего от нее человека. Намокла одежда, и ее тяжесть усиливала опасность. Полынья тянула к себе. Вот-вот лед отломится сразу большой пластиной, и вода поглотит смельчака. Здесь глубоко. Попробуй, выплыви в мокром пальто, когда кругом тебя тонкий и острый, как стекло, лед. Ухватишься за него, а он обломится еще дальше. Но, стараясь не думать об опасности, Циолковский осторожно полз все дальше от полыньи. Вот уже под ним довольно прочный ледяной настил, а еще чуть подальше можно даже встать на ноги.

Товарищи умчались за помощью, но она не потребовалась. Циолковский благополучно выбрался на безопасное место и пустился в обратный путь. Мокрые брюки быстро заледенели и охватили ноги холодными клещами. С пол пальто ручейками стекала вода, застывая тонкими прозрачными сосульками. На бегу они мелодично перезванивались, ломались и падали на лед.

Конечно, дома было немало нареканий за неосторожность. Но все обошлось. Смелый конькобежец не схватил даже насморка.

В долгие зимние вечера Циолковский смастерил парусное кресло на полозьях. Управляемый рычагами, этот парусник мчался, как сказочный ковер-самолет. Однако радость этого развлечения быстро омрачилась. Тогда не было ни автомобилей, ни мотоциклов, и лошади пугались даже велосипедов. При виде парусника они храпели от страха и мчались куда глаза глядят. Циолковский не замечал этого, но, наконец, грузчики, перевозившие через реку различные товары, пригрозили ему расправой. С тех пор, завидя лошадь, Циолковский поспешно снимал парус…

Ранней весной 1887 года маленький домик на Калужской улице, где жила семья Циолковского, навестил неожиданный гость. Это был Павел Михайлович Голубицкий, изобретатель в области телефонии. К тому времени он уже сконструировал первый в мире микрофон и был хорошо известен в научных кругах России. Приехав в Боровск по своим делам, он наслышался от знакомых о «сумасшедшем» учителе-изобретателе, который якобы утверждает, что наступит время и корабли понесутся по воздушному океану со страшной скоростью, куда захотят…

Голубицкий решил проверить все сам, мало ли что говорят полуграмотные люди! О нем самом тоже болтают немало глупостей.

Он отыскал домик, где жил молодой изобретатель, вошел, представился. Циолковский встретил Голубицкого с радостью. Наконец-то он видит у себя человека науки, который поймет его, а может быть, и поможет чем-нибудь!

И Константин Эдуардович с увлечением начал рассказывать Голубицкому о своих научных трудах, подводя гостя то к одной, то к другой модели. При этом он не заметил, как смущен и разочарован его посетитель.

А Павел Михайлович вначале действительно был удручен, разглядев обстановку, в которую попал. В маленькой и тесной квартирке кое-как ютилась большая семья. Скромная мебель, явная бедность, а кругом модели и этот странный отец семейства, который, не думая о своей нищете, говорит о завоевании воздуха! На что ему это, если здесь, на земле, он явно не справляется с нуждой? Очевидно, этот изобретатель и в самом деле не в своем уме.

Но вскоре Голубицкий вспомнил один случай из своей собственной жизни. Когда он жил в деревне, то целыми днями возился с опытами на самодельной электрической машине. И вот однажды к нему пришел в гости сосед помещик. Это был хороший хозяин, у которого ничего даром не пропадало.

— Что это вы делаете? — спросил он Голубицкого.

— А вот посмотрите, какие искры дает моя новая машина.

— А для чего вы ее сделали?

— Как для чего?! Ведь это же новой конструкции машина!

— А вам-то что от этого? Добудете за нее деньги? И большие?

— Да нет! Это только научная работа.

После этих слов Голубицкий тщетно пытался заинтересовать помещика своим изобретением. Игрушками этот толстяк не занимался.

Так вот и теперь! Уж не похож ли он сам на того помещика, который всюду искал только денежную выгоду? Что стало бы с наукой, если бы люди не умели служить ей бескорыстно, не думая о выгоде, пренебрегая нуждой и насмешками? А как часто из незначительного опыта возникает вдруг научный вывод неоценимой важности! Вот так, например, у Ньютона. Э, да что там! Кто не знает, что дело не в цене скрипки, а в таланте музыканта!