На пути к Полтаве - [25]

Была, впрочем, еще одна, более веская причина, побуждавшая поторопиться со свадьбой. Для Нарышкиных не были тайной честолюбивые замыслы Софьи. Одна только перемена в титуле правительницы, которая стала писаться в государственных актах вместе с братьями и со словом «самодержец», свидетельствовала о серьезности намерений царевны. «Для чего она стала писаться с великими государями вместе? — возмущалась уязвленная Наталья Кирилловна. И тут же грозилась: — У нас люди есть, и они того дела не покинут». Люди и в самом деле были. Но пока их было слишком мало, чтобы тягаться с людьми Софьи: власть и деньги, которыми обладала регентша, обладали куда более притягательной силой, нежели угрозы старой «медведицы».

Вызывали опасения в Преображенском и намерения Софьи получить согласие на венчание у восточных патриархов. Дело это было на первый взгляд несбыточное, но разве Софья не доказывала обратного, превращая невозможное в возможное? Словом, следовало опередить правительницу. Потому и нужна была царская свадьба, означавшая, что Петр пришел в «полный возраст» и ему уже нет нужды опираться на кого-нибудь. Так что перезвон свадебных колоколов призван был, по мысли устроителей, звучать как погребальный звон для Софьи и ее регентства.

Невесту сыну Наталья Кирилловна нашла в своем окружении. Ее избранница — Евдокия Лопухина происходила из второразрядного дворянского рода. Царица так торопилась, что предпочла обойтись без традиционного смотра невест. Это также косвенно свидетельствовало об остроте момента: на смотр обычно уходил не один месяц, и Бог ведает, что за это время могла предпринять Софья.

Но Наталья Кирилловна — не враг собственному сыну. Она была уверена, что угодила своим выбором. Евдокия была послушна, благонравна, воспитана, как и положено будущей рачительной хозяйке и доброй жене, в страхе Божьем. Увы, ко всем этим качествам Евдокии Петр остался равнодушным. Очень скоро выяснилось, что жена была чужда ему по духу. Недалекая и неумная, она никогда не пыталась понять мужа, но зато всегда желала укоротить его пыл и жить, как было от веков положено — благочинно и степенно. Так, самочинно устраивая судьбу сына, Наталья Кирилловна невольно уготовила трагедию, которая вырвется за пределы царственной семьи и горько отзовется по всей стране.

Свадьба была сыграна в январе 1689 года. Семейная жизнь не «образумила» Петра. Уже в апреле он оставил молодую жену и умчался в Переславль на верфь. Духовная разность супругов видна из писем. Послания Евдокии — письма несчастной, забытой жены, которая никак не может понять причины равнодушия мужа. Ведь он для нее и «лапушка», и «радость моя», и «свет мой». Все как положено, как во всех грамотках, какие испокон веку писали дворянские жены своим супругам, оставившим их по делам службы. Евдокии невдомек было, что такие послания лишь отталкивали Петра. Ему было нужно как раз иное: чтобы в письмах интересовались делами — галиотами, крепостями и пушками; чтобы не звали домой, а, напротив, сообщали о скором приезде к нему. Так позднее станет делать вторая супруга Петра, будущая императрица Екатерина I, которая могла, не мешкая, отправиться в военный поход или ступить на шаткую палубу корабля. Тем не менее женитьба Петра стала переломным моментом в настроении его приверженцев. С их точки зрения власть регентши исчерпала себя.

Цари выросли, обзавелись семьями. Пришло время для самостоятельного царствования, без Софьи.

Возвращение Голицына из второго Крымского похода резко накалило обстановку. Нарышкины стремились выжать все возможное из благоприятного момента и в какой-то мере сами провоцировали столкновение. Когда правительница попыталась выдать результаты похода за очередную блестящую победу Голицына, Петр демонстративно отказался принять в Коломенском усмирителя «басурман». В ход пошли уговоры, которые в конце концов «сломили» царя. Однако уступка Петра была вовсе не уступкой регентше: во время церемонии Петр принимал, помимо большого воеводы, начальных людей, которых, по-видимому, Нарышкины решили не отталкивать царской немилостью.

Инцидент дал возможность Софье попугать стрельцов: мол, если мы не годны, мы государство оставим, воля ваша, а если годны, «и вы за нас стойте». То была, конечно, поза. Софья слишком любила власть, чтобы отдавать ее добровольно. На самом деле она лихорадочно готовилась к решающему столкновению. Стрельцам раздавали деньги. Шакловитый, собрав верных людей из стрелецких слобод, обещал отдать на разграбление имущество приверженцев Петра, поскольку «сыску никакого не будет».

Не брезговали прямыми провокациями. Выдававший себя за Льва Кирилловича Нарышкина (дядю Петра), один из сторонников Софьи — подьячий Матвей Шорин — по вечерам наезжал на караульных стрельцов и бил их. При этом ряженый Лже-Нарышкин грозил: «Заплачу-де им смерть братей своих!» Побои должны были вразумить сомневающихся: это все цветочки, а вот какие ягодки посыпятся с приходом к власти Петра.

К началу августа отношения между враждующими партиями уподобились туго натянутой струне. Неудивительно, что достаточно было легкого усилия, чтобы она лопнула.