На прибрежье Гитчи-Гюми - [72]

– Да? – встрепенулся Леопольд.

– Отзывчивый, живой, любознательный, но в глубине души ты считаешь себя беспризорником, мальчиком из неблагополучной семьи. И ошибаешься! Мама – она ребенок, который так никогда и не вырастет, который мучается в теле взрослой женщины. Ребенок остался десятилетним, а тело все стареет и стареет. Но к взрослому предъявляют совсем другие требования – ведь никто не понимает, что в душе она до сих пор дитя. Этому ребенку иногда удается обмануть окружающих, потому что за долгие годы опыту она набралась, а вот мудрости не прибавила.

– Как-то это сурово. – Леопольд опустил окно и высунулся наружу глотнуть свежего воздуха. – Слушайте, а где мы? – спросил он. – Пирс, курил бы ты поменьше.

– Может, и сурово. Но вполне справедливо. Только Мариэтта не подходит ни под одно из определений. Она меняется в зависимости от того, с кем общается. Но делает она это не потому, что у нее такая личность. Когда она дома, с нами, она как чистая страница. Она излучает ауру таинственности – но стоит только проникнуть в эту ауру, выясняется, что никакой таинственности нет. В ней нет и намека на индивидуальность! Поэтому-то мужчины ее и любят. Они могут сделать ее такой, какой пожелают, и видят в ней то, что захотят. А на самом деле она какая? Печальная улыбка, пустой взгляд – и больше ничего.

– Ну когда ты разрешишь нам позавтракать? – спросил Леопольд.

Времени было, наверное, около половины восьмого. Солнце давно взошло, на шоссе появились рейсовые автобусы и огромные грузовики дальнобойщиков.

– Пожалуйста, можем остановиться, – сказала я. – Только сначала оглянитесь, проверьте, не послал ли Боб Хеттей за нами вдогонку полицию и не преследует ли он нас сам на взятой напрокат машине.

– Ничего такого не видать, – сказал Леопольд.

– Отлично, – сказала я. – Тогда следите за дорогой, ищите подходящее местечко.

– Стоянка грузовиков подойдет?

– Как она называется?

– Кафе «Си-плюс», – сказал Леопольд.

– Давайте подождем «Би-плюс» или хотя бы «Эй-минус», – предложила я.

– Мод, можно тебя кое о чем спросить? – сказал Леопольд.

– Конечно, Леопольд. Спрашивай, сколько хочешь. Видно, пока что за твое образование придется отвечать мне.

– Вот мы украли у человека машину, бросили его одного в мотеле – а он ведь хотел нам помочь, взять к себе. Это как, правильно?

– М-да, – сказала я. – Если так формулировать, то нет. Но постарайся взглянуть на все иначе. Живет этот толстяк, ничто в жизни его не интересует, да и вообще жизнь у него была тоскливая – жена, работа, дом. Встреча с нами принесла ему столько радости! Так что можно считать, что это он нами воспользовался.

– Как?

– Люди вроде него – они, как миноги, кайф ловят, подпитываясь от других. К тому же, если бы я отчаялась окончательно, я бы сдалась и вышла за него замуж. Готова об заклад биться – в его родном городе тысячи женщин заводятся от одного взгляда на него, а он на них и внимания не обращает. Во мне он увидел экзотическое создание, несчастное и беспомощное, и решил пригреть меня, дабы все считали его истинным праведником. Вот и получил по заслугам!

– А-а, – сказал Леопольд.

Трейф, лежавший калачиком рядом со мной, решил размяться и начал потягиваться и принимать всевозможные йогические позы, а потом встал передними лапами мне на колени и зевнул прямо в лицо. Меня обдало горячим звериным дыханием. Немногие оставшиеся у него зубы торчали из десен, как клыки гиппопотама. Закончив зевать, он закрыл пасть и быстро сунул морду мне под руку – дал понять, что его надо немедленно погладить.

– Мод! – сказал Леопольд.

– Что такое, сладкая моя булочка?

– Когда мы найдем маму и всех остальных?

– Мы встретимся с ними в Калифорнии, – сказала я. – В Лос-Анджелесе. Ты что, забыл?

– А в Лос-Анджелесе пальмы есть?

– Есть.

– Может, мы уже доехали? – сказал он.

– Ты знаешь, где мы должны встретиться в Лос-Анджелесе? – спросил Пирс.

– Мы их найдем, – сказала я.

– Лос-Анджелес вроде большой. Леопольд, посмотри в бардачке, там нет чего-нибудь пожевать?

Леопольд полез в бардачок.

– Интересно, как там наш паук? – сказал он. – Только бы папа его не выкинул.

– Мы будем гулять по той аллее, где на тротуаре звезды, – сказала я, – и рано или поздно они объявятся.

Леопольд тихонько зашмыгал носом.

– Леопольд, – сказал Пирс со вздохом. – С твоим пауком точно все в порядке. Это паук не хилый. Он за себя постоит.

– Я не поэтому плачу, – сказал Леопольд. – Я домой хочу.

– У тебя нет дома, – напомнила я.

– Где мои мама, братик, сестренка, Лулу? Я не могу без дома.

– Слушай, – сказал Пирс, – а ты не можешь просто о них забыть?

– О, Пирс, какая мудрая мысль! – сказала я.

– Ты хочешь сказать, я грубо выразился?

– Вовсе нет, – сказала я. – Я думаю, ты был излишне мягок к шестилетнему ребенку.

Леопольд разрыдался еще громче.

– Отстань, ладно? – сказал Пирс. – Ты его только больше расстраиваешь.

– Это не важно! – сказала я. – Важно другое: когда ты что-то говоришь. Пирс, это звучит очень правдиво. Правдиво и свежо, будто такого никто никогда раньше не говорил. Есть у тебя такое свойство.

– Я сказал, отстань! Отстань или вылезай и иди пешком!

– Я вовсе над тобой не издевалась, – сказала я. – Я серьезно.