– Ты действительно хочешь стать кинозвездой? – спросила она. – Я не люблю понапрасну тратить время.
– Не знаю, – сказал Пирс и вздохнул. Он посмотрел на Мерри с Барри и отвел глаза. – Вообще-то мне больше хочется быть механиком. Люблю машины. Особенно иностранные, спортивные. Здесь полно иностранных машин.
Я чуть не взвыла.
– Конечно, он хочет стать кинозвездой. Это он просто прикидывается.
Но Барри с Мерри меня словно не слышали. Они не сводили глаз с Пирса.
– Я давно понял, что в кино лучше всего работают психопаты, – сказал Барри. – Пирс, ты психопат?
Пирс молчал.
– Ну конечно, да! – воскликнула Мерри. – Сам, что ли, не видишь?
– Это работа для тех, кому необходимо все время быть в центре внимания, – сказал Барри. – При других обстоятельствах кинозвезды становились бы серийными убийцами или знаменитыми ворами.
– Пирс именно такой! – заявила я.
К лестнице подошел Фред, и Пирс спустился с ним поздороваться.
– Ну, ты как? – спросил он, протягивая Фреду руку. – Давненько, того, не видались.
– Нет, он слишком прекрасен! – сказала Мерри. – А твой брат – он традиционной ориентации или голубой?
– Мерри, не волнуйтесь, он очень податливый.
– Великолепно! Скажите ему, что я за вами заеду завтра в семь утра. Хочу показать его одному режиссеру.
– В семь утра? – изумилась я. – Вы что, серьезно? – Она бросила на меня строгий взгляд. – Ладно, постараюсь. Знаете, я плохо вижу. Скажите, а Фред что, действительно симпатичный?
– Охранник? Он же мужчина. Этого, по-моему, достаточно. К тому же высокий, живот плоский. И вообще, рыжие мужчины редко бывают такими привлекательными. Ему здесь найдется полно работы – если, конечно, он согласится на то, что я предлагаю. Но он обещал, что скоро попробует.
– А чего ждать-то?
– Он хочет сначала закончить сценарий.
– Это мы закончим быстро, – пообещала я и спустилась вниз, а потом, сама не успев понять, что творю, кинулась к Фреду в объятия. – Ой, прости! Мне действительно пора обзавестись очками. Я не разглядела, что это ты.
Договорить я не успела – наши коралловые уста словно приклеились друг к дружке. Высвободилась я с трудом.
– А знаешь ты про такую пиявку, самец которой своим шпинделем – это, конечно, не совсем шпиндель, а просто конусообразный отросток – может проникать под кожу своей подружки где только пожелает? – сказала я. – И сперму он спускает где захочет. Крохотные сперматозоиды сами должны пробираться к яйцеклеткам. И еще, по-моему, у каждой пиявки собственная индивидуальность.
– Про сексуальную жизнь пиявок я не знаю ничего, – сказал Фред. – Зато мне известно, что, если кальмара поселить в аквариуме одного, он впадает в такую депрессию, что сходит с ума и убивает себя, поедая собственные щупальца.
– Если кальмар с тоски может дойти до самоубийства, значит, он способен и радоваться, – решила я. – Знаешь, что паучихи после совокупления поедают своих партнеров? Так вот, есть такие пауки, которые научились эту проблему решать. Самец заворачивает самку в кокон из паутины – тем самым выигрывает время и спокойненько находит ее Эдиту. Я, наверное, ради любви готова вытерпеть что угодно. – Я вздохнула и протянула руку, чтобы погладить Фреда по голове, но случайно ткнула его в ухо. – Хотя, честно говоря, я в любовь не очень-то верю.
Фред от неожиданности вздрогнул.
– Ты разговариваешь совсем по-другому, – сказал он. – Может, ты все-таки немножко изменилась?
– Может… Ничего не могу поделать – ну нет у меня нравственных устоев. То ли среда в этом виновата, то ли гены. Это, можешь мне поверить, очень нелегко. Но я все время стараюсь расти – ну, как личность, и все такое. Слушай, а ты знаешь, что у собак, хорьков, медведей, моржей и китов в шпинделе кость?
– М-мда? А у змей половые органы в голове.
Мэджекивиса убил он.
Рукавицы сшил из шкуры
Кожей внутренней наружу,
А вовнутрь – наружным мехом.
[18]
