На повороте. Жизнеописание - [205]
Видишь, жизнь «liberatori»[386] тоже имеет свои мрачные стороны. Но в Нормандии — только бы мне знать, там ли Ты еще! — дела, наверное, похуже. Главное, что мы побеждаем; долго это затягиваться не может: конец войны виднеется. Здесь, в Пятой армии, есть оптимисты, полагающие — и даже бьющиеся об заклад! — что мы до осени будем в Вене и Мюнхене. Это, пожалуй, чуточку преувеличено; но кто знает…
Только немцы все еще не хотят замечать, что с ними покончено. Таково, во всяком случае, впечатление, которое получаешь от военнопленных. Части господина маршала Кессельринга, кажется, как и прежде, убеждены, что Германия в конце концов все-таки еще как-то победит, с помощью ли этого отвратительного «оружия возмездия» (очень ли оно вас допекает?) или путем какого-нибудь другого чудесного стечения обстоятельств. Один особенно ушлый «ландзер»[387] (это новонемецкое слово ведь Тебе уже знакомо?) поразил меня недавно следующим откровением: «Когда русские появятся в Пруссии, вы, американцы, испугаетесь и заключите с нами сепаратный мир. Тогда образуется союз между англо-американцами и немцами против Советов — под немецким руководством, естественно!» Забавно это выглядит в таких головах!
Наряду с упрямцами и зазнайками среди военнопленных находятся, конечно, и другие, способные мыслить ясно, и с ними беседуешь охотно. Как раз несколько дней тому назад, в Чивитавеккье, прислали мне на допрос особенно милого и интеллигентного военнопленного, молодого мюнхенца, между прочим, актера по профессии: он долго работал у Отто Фалькенберга в Камерном театре. Комично, а? Такая вот встреча в лагере для военнопленных. Мы болтали об общих знакомых, почти позабытых фигурах мюнхенского литературного и театрального мира. Юноша — зовут его Ганс Рейзер — рассказывал очень занятно; также и о вермахте, с которым он не без опасности расстался в Риме. Он ненавидит нацистов; даже в наших кругах я едва ли когда слыхал столь грозные слова обвинения, гнева. Его отвращение к отягченному виной режиму было подлинным, в этом я совершенно уверен, подлинна также его вера в способность к обновлению, будущее немецкого народа. Я смотрел на него, когда он говорил: пламенный взгляд, светлое чело, упрямый сильный подбородок. Я думал: много ли таких, как ты? Если бы я знал, что вас в Германии много, я разделил бы твою веру.
Надеюсь, мне удастся как-нибудь помочь военнопленному Гансу Рейзеру.
Миссис Томас Манн Пасифик-Пэлисейдз (Калифорния)
Италия,
1. IX. 1944
Чтобы разок побыть оригинальным, пишу Тебе из канадского полевого лазарета. Нет, никаких моих драгоценных членов не подстрелили! Просто малярия, легкий приступ впрочем: лихорадка, вчера еще довольно сильная, сегодня уже спадает благодаря превосходному хинину, который я потребляю в свирепых количествах. Я немножко оглох, что может быть отнесено за счет пользования хинином; но это тоже уладится.
Инфекцию малярии я подхватил, должно быть, где-нибудь в долгой, пыльной автопоездке (в открытом джипе!) из Флоренции в Римини. Как уже сообщалось в моем предыдущем письме, я пока на время — наверное, всего на пару недель — «отдан напрокат» английской Восьмой армии. «Служба психологического ведения войны» — это интерсоюзническая или, точнее, британско-американская организация, и если психологам из Восьмой армии недостает человека определенной квалификации, то они могут получить его от нашей Пятой. Для меня, впрочем, это приятная смена; путешествие через Италию до Адриатического побережья имело при всех неудобствах свои прелести; были остановки в Перуджии и Ассизи — два великолепных уголка, дотоле мне еще неизвестных. Заплатить за впечатление подобного рода крохотной болотной лихорадкой — плата не слишком высокая.
Из британцев видел я пока еще немногих, кроме нескольких канадских докторов и медсестер. В группе «Службы психологического ведения войны», которая базируется очень близко к фронту, я оставался всего два дня, прежде чем меня отвезли в госпиталь. Первое впечатление было приятным; мне кажется, что «томми» общаются друг с другом в несколько более вежливых, цивилизованных формах, чем наши неотесанные солдаты. Должна же старая европейская культура иметь свои преимущества? Недостатки она, разумеется, тоже имеет, как мне снова стало совершенно ясно в разговоре с английскими офицерами. Эти господа исполнены надменности, которая как раз благодаря их сдержанности, их холодной и корректной бесстрастности действует прямо-таки подстрекающе. Я отмечал недавно в письме Тебе «сословные различия» в нашей армии? Так вот, если у нас между «enlisted men»[388] и «commissioned officers»[389] расселина, то здесь у англичан — бездна! Кстати, британская иерархия сложнее и нюансированнее американской: вместо простой двуклассной системы здесь имеются три социальные категории: между «Privates»[390] и офицерами все-таки полупривилегированный средний слой образуют уже сержанты. Мои четыре дурацкие лычки, которые у нас ни на кого не производят впечатления, здесь являются поводом для преимущества. Питаюсь я здесь с фельдфебелями в их особой «mess»[391], где происходит все учтиво: даже обслуживают. Итак, Ты видишь, если сын Твой и не принадлежит к аристократии, то может все же причислить себя к возвысившейся буржуазии.
В основе сюжета лежит история духовной деградации друга молодости Клауса Манна – знаменитого актёра Густафа Грюндгенса. Неуёмное честолюбие подвигло его на сотрудничество с властью, сделавшей его директором Государственного театра в Берлине.Актёр из Гамбурга Хендрик Хофген честолюбив, талантлив, полон свежих идей. Но его имя даже не могут правильно прочитать на афишах. Он даёт себе клятву, во что бы то ни стало добиться славы, денег и признания. За вожделенный успех он продаёт свою душу, но не Дьяволу, а нацистам.
Клаус Манн — немецкий писатель, сын Нобелевского лауреата Томаса Манна, человек трагической судьбы — написал роман, который, несомненно, заинтересует не только ценителей музыки и творчества Чайковского, но и любителей качественной литературы. Это не просто биография, это роман, где Манн рисует живой и трогательный образ Чайковского-человека, раскрывая перед читателем мир его личных и творческих переживаний, мир одиночества, сомнений и страданий. В романе отражены сложные отношения композитора с коллегами, с обществом, с членами семьи, его впечатления от многочисленных поездок и воспоминания детства.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.