На последней парте - [7]

Кати открыла глаза. Тетя Бёшке трясла ее изо всех сил.

— Да вставай же! До каких пор можно спать! Быстренько, быстро! Пойдем записываться.

Кати понуро выбралась из постели.

— Где твой прошлогодний табель? — спросила тетя Бёшке.

— Там, где орехи…

— Где это? — так и вскинулась нетерпеливая тетя Бёшке. Кати не ответила, просто вышла молча на кухню и подняла крышку ящика. Она завладела этим ящиком, потому что тетя Бёшке пользовалась только одним его отделением — держала там дрова, — другое же, отгороженное фанеркой, оставалось пустым. Сюда Кати сложила все свои самые важные вещи: лесные орехи в красном клетчатом мешочке; подарок бабушки; синюю, как небо, шелковую шаль, которая когда-то была мамина; нанизанные на веревочку дикие каштаны, пустую раковину от улитки и прошлогодний табель. Кати выудила табель и отнесла его в комнату тете Бёшке. Правда, до этого она сунула за пазуху полученный вчера белый конверт, который перед сном спрятала в ящик.

Тетя Бёшке заглянула в табель и только охнула:

— Боже милостивый!

Кати натянула кофту, надела юбку, всю в больших розах, и с веселой гримаской вытянулась перед тетей Бёшке.

— Пошли! — сказала она.

Какой крик подняла тут тетя Бёшке, лучше и не вспоминать!

— … Сейчас же раздевайся и отправляйся на кухню мыться! — приказала она.

«Ну, если она и с Лали, с женихом своим, будет так обращаться, то и трех дней не пройдет, как она уж вернется», — горестно подумала Кати. Тетя Бёшке вышла за ней следом на кухню, так что пришлось и в самом деле взять таз, плеснуть в него воды и поставить на скамеечку. Всей спиной Кати чувствовала, что тетя Бёшке не спускает с нее глаз, поэтому ей не оставалось ничего иного, как опустить руки в таз и поболтать их там в холодной воде. Наконец, с крайней неохотой, она взялась и за мыло. Но мыло, как видно, было на ее стороне, потому что тотчас выскользнуло из руки и, прокатившись по каменному полу, влетело прямо под ящик.

«И пропадай там пропадом!» — посоветовала Кати и уже потянулась за полотенцем.

— Ты что же, и не собираешься мыло поднимать?! — обрушилась на нее тетя Бёшке.

Кати, как человек, которому решительно некуда спешить, удобно устроилась на корточках подле ящика и неторопливо стала шарить под ним рукой. Вдруг она вытащила маленькую кастрюльку и очень обрадовалась; быстренько поймала муху и с кастрюлькой пошла к крану, чтобы набрать воды и поучить муху плавать.

— Да ты с ума меня сведешь! — закричала тетя Бёшке и так дернула Кати за косу, что мыло чуть не само выскочило из-под ящика.

Наконец Кати вымылась с грехом пополам, снова оделась и с видом послушной девочки предстала перед тетей Бёшке.

— А ботинки? Ботинки твои где? — воскликнула тетя Бёшке.

«То есть как это — где ботинки? — испугалась про себя Кати. — Уж не думает ли тетя Бёшке, что я потеряла их! Да как можно потерять ботинки!»

— Есть у меня ботинки! — успокоила она тетю Бёшке.

— Надеюсь, — кивнула тетя Бёшке. — Ну, надевай!

Кати не была уверена, что хорошо расслышала приказание тети Бёшке, и потому быстренько выбежала во двор.

— Не холодно! — вернувшись, сообщила она с довольным видом.

Тетя Бёшке подняла руку. К счастью, Кати оказалась проворней, и затрещина так и осталась в воздухе.

— Все равно обувайся, — приказала тетя Бёшке. — В Пеште люди и зимой и летом в башмаках ходят. Поняла?

Кати кивнула, хотя понять ничего не поняла. Ну что за глупый обычай! Зимой, конечно, другое дело, но в такой чудесный, в такой теплый осенний день…

Потом Кати еще впихнула в себя два куска хлеба с маслом. Тетя Бёшке заплела ей волосы, при этом не обошлось без борьбы: ведь Кати повязала свою красную ленточку на запястье, вчера ей очень понравился красный браслет на руке у Этуки, и Кати подумала, что эта ее красная ленточка будет выглядеть не хуже. Но в конце концов все было готово, они тронулись в путь.

Как только они свернули за угол, Кати сразу догадалась, что вон тот темно-красный кирпичный дом и есть школа. Она и сама не могла бы сказать, почему догадалась, — наверное, потому, что это было самое неприветливое здание на всей улице.

Они поднялись на двенадцать ступенек — Кати от нечего делать посчитала их — и остановились перед удивительной дверью, которую надо только толкнуть, а закрывалась она сама. Тетя Бёшке тяжело дышала; она приложила руку к сердцу, совсем как киноартистки на плакатах. «Ну и фокусники эти будапештцы, — сердито думала Кати. — Из-за малюсенькой лестницы так запыхаться! Хорошо, что Лали не видит этого, иначе он ни за что не женился бы на тете Бёшке, и она осталась бы тут и каждое утро устраивала бы этот цирк с мылом». Кати отворила дверь и вдруг отпустила ее — пусть-ка дверь ударит тетю Бёшке по руке! Не сильно, но все же…

Вахтер сидел в своей каморке и чистил редиску. Он даже не поднял головы, когда тетя Бёшке спросила, где кабинет директора.

— Второй этаж, налево, — процедил он сквозь зубы и стал нарезать редиску ровненькими аккуратными кружочками.

— Ты здесь подожди, — распорядилась тетя Бёшке и запыхтела вверх по лестнице.

Кати присела на корточки возле стены и уставилась на вахтера. Одет он был в бежевый халат. У него были седые волосы и на одной руке не хватало среднего пальца. Дома в гимназии был точно такой же вахтер: Кати однажды помогала ему дотащить до дому мешок орехов и хорошо его разглядела. Только он ходил в черном халате. Интересно! Очевидно, когда нанимают в вахтеры, нужно отрезать один палец. А какой — это, наверное, безразлично, потому что там, дома, у вахтера не было большого пальца.