На последнем берегу - [47]

– Это Селидор? – спросил Аррен, и его сердце бешено забилось.

– Я думаю, Обб или Джессайдж. Мы не проплыли и половины пути, парень.

Этой ночью они петляли по проливу, разделяющему два острова. Огней они не заметили, но воздух был настолько пропитан смрадом гари, что их легкие просто разрывались на части. Когда забрезжил рассвет, они оглянулись назад и увидели, что восточный остров, Джессайдж, насколько видел глаз, превратился в выжженную пустыню, над которой курился голубой дымок.

– Они сожгли посевы, – сказал Аррен.

– Да. И деревни тоже. Мне знаком этот запах.

– Разве здесь, на Западе, живут дикари?

Сокол покачал головой.

– Фермеры, горожане.

Аррен взглянул на почерневшие руины, на засохшие деревья садов, и помрачнел.

– Чем им помешали деревья? – спросил он. – Почему природа должна расплачиваться за их ошибки? Те люди, что выжигают землю, поссорившись с другими людьми – дикари.

– Ими никто не управляет, – сказал Сокол. – У них нет короля, нет людей, облеченных властью или магической силой. Все поразъехались или свихнулись, пытаясь найти проход сквозь смерть. Так обстоят дела на Юге и, боюсь, во всем Земноморье.

– И всему причиной один-единственный человек… Тот, о котором говорил дракон? Это кажется невероятным.

– Почему нет? Если изберут Короля Островов, он будет править в одиночку. Один-единственный человек может с одинаковым успехом и управлять, и разрушать, быть Королем или Анти-Королем. В его голосе опять проскользнула насмешка или вызов, который вывел Аррена из себя.

– У Короля есть слуги, солдаты, курьеры, придворные. Он правит через своих слуг. Где же слуги этого… Анти-короля?

– В наших мозгах, парень. В наших мозгах. Предатель – твое собственное "Я", которое вопит: «Я хочу жить, мне плевать на то, какую цену заплатит мир за мою жизнь!» Маленький предатель притаился в темных закоулках наших душ, как паук в коробочке. Он говорит со всеми нами. Но лишь немногие понимают его: колдуны, певцы, поэты. И герои – те, что пытаются сохранить свою личность. Быть самим собой удается нечасто. Остаться самим собой навеки – это ли не благословенный покой?

Аррен пристально взглянул на Сокола.

– Ты считаешь, что они не правы. Но объясни мне, почему. В начале нашего путешествия я был ребенком, не верящим в смерть. Я кое-чему научился, вряд ли многому, но все же чему-то. Я научился верить в смерть, но не обучен смиряться с ней, приветствовать свою или твою гибель. Если я люблю жизнь, разве не должен я ненавидеть конец ее? В Бериле Аррена обучал фехтованию маленький лысый хладнокровный человечек лет шестидесяти. Мальчику он никогда не нравился, хотя Аррен знал, что это великий мастер. Но однажды во время тренировки юноша нащупал слабое место в обороне своего учителя и обезоружил его. Аррену навсегда врезалось в память нежданное, несвойственное ему выражение счастья, надежды и радости, внезапно осветившее холодное лицо мастера – равный, наконец-то равный ему! С этого дня тренировки стали еще напряженнее, но теперь на лице старика постоянно играла все та же улыбка, которая вспыхивала особенно ярко, когда Аррен загонял его в угол. Сейчас на лице Сокола застыло то же самое выражение.

– Жизнь без конца, – сказал маг. – Бессмертие. Каждый человек жаждет этого, и крепость его здоровья зависит от силы этого желания. Но будь осторожен, Аррен. Ты – один из тех, кто может добиться желаемого.

– И тогда?

– Тогда – вот этот упадок на островах. Забытые ремесла. Онемевшие певцы. Ослепшие глаза. Тогда – будет править ложный король. Вечно править. И всегда одними и теми же. Не будет рождений, появления новой жизни. Не будет детей. Только такой ценой мертвые смогут обрести жизнь, Аррен. Ведь смерть – это залог новой жизни. Равновесие – не косная структура. Это движение, вечное становление.

– Но какую опасность для Равновесия Всего Сущего может представлять жизнь и поступки одного-единственного человека? Это, без сомнения, невозможно, этого нельзя допустить… – Он запнулся.

– Кто дает разрешение? Кто запрещает?

– Я не знаю.

– Я тоже.

– Тогда почему вы так уверены в этом? – спросил Аррен почти сердито.

– Я знаю, сколько зла может причинить миру один-единственный человек, – ответил Сокол, и его покрытое шрамами лицо нахмурилось, хотя скорее от боли, чем от гнева. – Я знаю это, ибо сам когда-то натворил нечто подобное. Я совершил похожее зло, движимый той же гордыней. Я приоткрыл дверь между мирами. Лишь на чуть-чуть, совсем крохотная щелочка, только чтобы доказать, что я сильнее самой смерти. Я был молод и не сталкивался еще со смертью – совсем как ты… Понадобилась вся сила, все мастерство и сама жизнь Верховного Мага Неммерле, чтобы захлопнуть дверь. Ты можешь видеть на моем лице следы той ночи. Но его она убила. О, дверь между светом и тьмой можно открыть, Аррен. Это нелегко, но вполне осуществимо. Но захлопнуть ее вновь – это совсем другое дело.

– Но ваш проступок, конечно, был менее тяжким…

– Почему? Потому что я – хороший человек? – Во взгляде Сокола вновь блеснул холод, похожий на клинок фехтовальщика. – Что значит «хороший человек», Аррен? Всегда ли это тот, кто не сеет зла, не открывает дверь во тьму и не имеет тьмы в себе? Присмотрись внимательнее, парень. Оглянись вокруг. Тебе понадобится все твое умение, чтобы пройти туда, куда ты должен пройти. Загляни в себя! Разве ты не слышишь голос, говорящий: