На последнем берегу - [46]

– О чем он попросил?

– Позволить ему показать мне путь, который я ищу, – ответил маг более мрачным тоном. – Он сказал: «На Западе появился другой Повелитель Драконов. Он причиняет нам вред, и сила его превышает нашу.» Я спросил:

«Даже твою, Орм Эмбар?» И он ответил: "И даже мою. Ты мне нужен.

Поспешим." Он попросил, и я подчинился.

– Больше вам ничего не известно?

– Скоро я буду знать больше.

Аррен смотал причальный конец и уложил веревку на место, затем выполнил еще кое-какие мелкие работы по лодке, но напряжение никак не отпускало юношу, нервы дрожали как натянутая тетива, и это отразилось на его голосе, когда он, наконец, произнес:

– По крайней мере, лучшего проводника нам не сыскать!

Сокол взглянул на него и рассмеялся.

– Да, – сказал он. – На этот раз, я думаю, мы не собьемся с пути.

Так началась для них двоих великая гонка через океан. Тысячи миль отделяли неотмеченные на карте моря обитателей плотов от острова Селидор, который лежал много западнее всех островов Земноморья. День за днем солнце всходило из-за чистого горизонта и погружалось в пламенеющий на западе закат. Под золотой аркой солнца и серебряной россыпью звезд мчалась по волнам океана одинокая лодка.

Иногда вдалеке появлялись летние грозовые тучи, отбрасывая пурпурные тени на горизонт. Тогда Аррен мог видеть, как маг встает на носу лодки и голосом и жестом призывает тучи к ним, дабы они пролились дождем над «Ясноглазкой». Сверкали молнии, гремел гром, но маг стоял неподвижно с поднятой рукой, пока потоки воды не обрушивались на него и на Аррена, наполняя подставленный сосуд и хлеща лодку и море, сглаживая волны своим неистовым напором. Они с Арреном довольно улыбались при этом, ибо пищи у них было вдоволь, а вот воды не хватало. К тому же им нравилось неистовое великолепие шторма, вызванного искусством мага. Аррена удивляло то, как расточительно расходует теперь Сокол свои силы, и он как-то спросил:

– В начале нашего путешествия ты старался обходиться без чар.

– Первый урок Рокка, он же и последний, гласит: «Делай то, что необходимо.» И не больше!

– Остальные уроки, наверное, растолковывают, что является необходимым.

– Именно так. Необходимо учитывать Равновесие. Но когда само Равновесие нарушено… приходится принимать в расчет еще кое-что. Прежде всего – спешку.

– Но как так случилось, что все колдуны на Юге, а теперь и во всем Земноморье, даже сказители на плотах, утратили свое искусство, а ты сохранил свой дар?

– Потому что мне не нужно ничего, кроме моего искусства, – ответил Сокол.

Спустя некоторое время он добавил более веселым тоном:

– А если мне уж суждено вскоре утратить его, то надо выжать из него все, пока оно при мне.

В поведении Сокола действительно появилась какая-то беззаботность, неприкрытое наслаждение своим искусством, чего Аррен никак не мог ожидать от всегда столь осторожного мага. Все волшебники обожают различные трюки. Каждый маг – искусный фокусник. Маскировка Сокола в Хорттауне, которая так пугала Аррена, была для мага лишь игрой, причем весьма примитивной, ибо он мог при желании изменить не только лицо и голос, но и само тело, превратившись в рыбу, дельфина или ястреба. А однажды он сказал:

– Смотри, Аррен, я покажу тебе Гонт. – И заставил мальчика взглянуть на поверхность воды в наполненном до краев бочонке, который он открыл.

Однако даже неискушенные чародеи могли вызвать такой образ в зеркале воды: гигантский пик, облепленный серыми облаками, вздымающийся из серого моря.

Затем картинка изменилась, и Аррен вдруг ясно увидел крутые склоны горы. Он словно превратился в птицу – чайку или сокола, что парила на восходящих у берега потоках. Ветер бил в лицо, и Аррен смотрел на утес в две тысячи футов высотой. На одном из его уступов стоял маленький домик.

– Это Ре Альби, – сказал Сокол, – здесь живет мой учитель, Огион, который когда-то давным-давно утихомирил землетрясение. Он пасет своих коз, собирает травы и хранит молчание. Интересно, бродит ли он, как в былые времена, по горам, ведь он уже очень стар. Но я тут же почувствую, обязательно почувствую, даже сейчас, если Огион вдруг умрет. Голосу мага недоставало уверенности, и на миг образ заколыхался, словно сам утес начал внезапно разваливаться на куски. Затем картинка прояснилась, голос Сокола окреп.

– Он любил бродить по лесам один, особенно поздним летом и осенью.

Так он впервые пришел ко мне, когда я был подростком из горной деревушки, и дал мне мое Имя. И мою жизнь вместе с ним.

Образ в зеркале воды вновь сменился. Зритель словно стал птицей, сидящей на ветке дерева и смотрящей на залитые солнцем высокогорные луга между голой скалой и вечными снегами вершины, на крутую тропу, что терялась внизу в золотисто-зеленом сумраке.

– Нигде на свете не царит такая тишина, как в этих лесах, – с тоской произнес Сокол.

Изображение подернулось дымкой и пропало, лишь слепящий диск полуденного солнца отражался в воде.

– Если… – начал Сокол, глядя на Аррена странным, насмешливым взглядом, – если я когда-нибудь вернусь туда, то даже ты не сможешь разыскать меня.

***

Впереди виднелась низкая голубоватая полоска земли, похожая на сгусток тумана.