На последнем берегу - [21]

***

Перед ним взад-вперед раскачивался фонарь – слабое желтое пятнышко света в бескрайней движущейся пелене. Он долго смотрел на него. Фонарь светил все слабее, потом, наконец, мигнул и погас. Аррен погоревал над этим немного, или, быть может, он жалел самого себя, понимая, что вот-вот проснется.

Потухший фонарь все так же висел на мачте. Свет восходящего солнца озарял бескрайнюю гладь моря. Бил барабан. Через равные промежутки времени раздавался тяжелый скрип весел. Древесина корабля скрипела и стенала сотнями тоненьких голосков. Человек на носу галеры что-то кричал стоящим перед ним матросам. Мужчины, скованные с Арреном одной цепью, по-прежнему хранили молчание. На каждом были железный обруч на талии и наручники на запястьях, соединенные короткой тяжелой цепью с оковами следующего узника. Железный пояс был также прикован к штырю, вбитому в палубу, так что человек мог сидеть или лежать, но не стоять. Люди набились в маленький грузовой трюм как сельди в бочку, поэтому лечь было никак нельзя. Аррен сидел в переднем углу помещения. Если он поднимал голову, его глаза оказывались на уровне палубного настила шириной в пару футов, между трюмом и перилами.

О том, что случилось прошлой ночью после отчаянной погони и коварного тупика, Аррен помнил очень смутно. Он сражался, его сбили с ног, связали и потащили куда-то. Какой-то человек говорил что-то странным шепчущим голосом. Это было в месте, напоминающем кузницу: там пылал кузнечный горн… Больше он ничего не помнил, хотя догадывался, что находится на невольничьем корабле и его намереваются продать. Юношу это не слишком волновало. Он страдал от жажды. Все тело ныло, голова раскалывалась. Когда взошло солнце, свет пронзил его глаза копьями боли.

На рассвете каждый невольник получил краюху хлеба и глоток воды из кожаной фляги, которую им подносил к губам человек с хитрым жестким лицом. Его шею охватывал широкий, инкрустированный золотом, кожаный обруч, похожий на собачий ошейник, и когда он заговорил, Аррен узнал этот тихий странный шепчущий голос.

Питье и еда временно облегчили страдания его тела, и в голове у него прояснилось. Для начала юноша взглянул на лица сидящих рядом с ним собратьев по несчастью – троих в его ряду и четверых за их спинами. Некоторые сидели, положив головы на поднятые колени; один, больной или одурманенный наркотиками, безвольно откинулся назад. Рядом с Арреном сидел парень лет двадцати с широким плоским лицом.

– Куда они нас везут? – спросил у него Аррен.

Юноша взглянул на него – их головы находились почти вплотную друг у другу – и, ухмыльнувшись, пожал плечами. Наверное, он хотел сказать, что не знает, решил Аррен, но тут парень зашевелил скованными руками, будто жестикулируя, и открыл свой все еще скалящийся в ухмылке рот, демонстрируя черный обрубок на том месте, где должен был быть язык.

– Должно быть, на Соул, – сказал кто-то за спиной Аррена. – Или на Амрунский Рынок, – подхватил другой, но тут человек в ошейнике, казавшийся вездесущим, нагнулся над трюмом и прошипел:

– Заткнитесь, если не хотите попасть на завтрак акулам, – и все замолкли.

Аррен попытался представить себе эти места: Соул, Рынок Амруна. Там продают рабов. Их без смущения ставят в ряд перед покупателями, будто рогатый скот или овец на рынке в Бериле. Он будет стоять там в цепях. Кто-то купит его, приведет домой и будет приказывать ему, а он откажется повиноваться. Или подчинится и попытается бежать. И его убьют, так или иначе. Его душа не восставала при мысли о рабстве, ибо он был слишком болен и сбит с толку. Аррен просто знал, что не вынесет этого и в течение недели-другой умрет или будет убит. Несмотря ни на что, его данная перспектива пугала, и он прекратил размышлять о будущем. Юноша уставился вниз, на черный от грязи настил трюма. Солнце жгло его плечи, жажда вновь высушила рот и тисками сжала горло.

Солнце село, пришла ночь, ясная и прохладная. На небе высыпали яркие звезды. Гулко и размеренно бил барабан, задавая ритм веслам, ибо стоял мертвый штиль. Теперь неимоверные страдания причинял холод. Спину Аррена немного согревали скованные ноги сидящего за ним человека, а левый бок – приткнувшийся к нему немой, который сидел скрючившись и мычал что-то на одной ноте. Произошла смена гребцов, и барабан забил вновь. Аррен хотел забыться, но никак не мог уснуть. Его кости ныли, но он не в силах был изменить позу. Он дрожал, терзаемый болью и жаждой, и смотрел на звезды, которые плясали по небу с каждым взмахом гребцов, затем возвращались на свои места и замирали, вновь дергались, возвращались, замирали… Человек в ошейнике стоял вместе с другими между еще одним трюмом и мачтой, на которой раскачивался маленький фонарь, высвечивая силуэты их голов и плеч.

– Туман, черт его задери, – послышался ненавистный тихий голос человека с ошейником. – Откуда мог взяться туман в Южных Проливах в это время года? Злодейка судьба!

Бил барабан. Звезды взлетали, скользили, останавливались. Рядом с Арреном немой парень вдруг вздрогнул всем телом и, подняв голову, издал ужасный животный вой.

– Тихо там! – взревел второй человек, стоящий у мачты. Немой опять вздрогнул и умолк, стиснув челюсти. Звезды украдкой скользили в никуда.