На последнем берегу - [13]

– Вот почему я люблю море, – раздался из глубин ночи голос Сокола.

Аррен понимал его. Но мысли юноши безудержно неслись вперед. Его голова неутомимо работала в течение всех трех дней плавания, он размышлял о цели их путешествия. А так как его спутник, наконец-то, был склонен поговорить, Аррен спросил:

– Как вы думаете, мы найдем то, что ищем, в Хорттауне?

Сокол покачал головой, возможно, говоря «нет», либо показывая, что он не знает.

– Может, это нечто вроде заразы, эпидемии, что перекидывается с острова на остров, нанося вред посевам и стадам, а также духу людскому?

– Эпидемия – это движение великого баланса, самого Равновесия. Здесь что-то другое. Отсюда смердит злой волей. Мы могли бы потерпеть, если все это являлось бы побочным эффектом восстановления Равновесия. Но мы не можем мириться с потерей надежды и упадком искусства, с тем, что уходят из памяти Слова Творения. Природа не терпит фальши. Это не восстановление Равновесия, а нарушение его. И лишь одно существо в состоянии сделать это.

– Человек? – спросил Аррен наугад.

– Мы, люди.

– Как?

– Непомерной жаждой жизни.

– Жизни? Но что плохого в желании жить?

– Ничего. Но когда мы стремимся к власти над жизнью – к вечному здоровью, неуязвимости, бессмертию, – то желание переходит в манию. А если мания вступает в союз со знаниями, то поднимает голову зло. Тогда Равновесие мира нарушается, и разрушение перевешивает созидание.

Аррен некоторое время с грустью размышлял над этим, потом спросил:

– Значит вы думаете, что тот, кого мы ищем, человек?

– Человек, и к тому же колдун. Да, мне так кажется.

– Но как я понял из того, чему меня учили наставники и мой отец, высшее искусство магии зависит от баланса, от Равновесия вещей, и не может быть использовано со злым умыслом.

– Это, – сказал Сокол, слегка скривившись, – спорный вопрос. Пути магов неисповедимы… На каждом острове Земноморья есть ведьмы, использующие запретные заклинания; колдуны, применяющие свое искусство в целях обогащения. Но можно привести примеры и более ярких дарований. Огненный Лорд, пытавшийся победить тьму и остановить в полдень солнце на небосводе, был великим магом. Даже Эррет-Акбе с трудом одолел его. Враг Морреда принадлежал к той же породе. Когда он появился, целые города пали перед ним на колени, огромные армии сражались на его стороне. Заклинание, которое он обрушил на Морреда, оказалось столь могучим, что даже смерть колдуна не остановила его, и остров Солеа погрузился в пучину моря со всем своим населением. То были люди, чья великая сила и знания встали на службу злу, питая его. Всегда ли волшебство, несущее добро, в конце концов оказывается сильнее, мы не знаем. Но все же надеемся. Слова о лелеемой надежде прозвучали как-то мрачно, без должной уверенности. Аррен обнаружил, что ему больше не хочется витать в холоде высоких материй. Немного погодя он сказал:

– Мне кажется, я понял, почему вы сказали, что лишь люди несут зло.

Даже акулы невинны, они вынуждены убивать.

– Вот почему ничто не в силах защитить нас. Лишь одно существо во всем мире способно противостоять человеку со злым сердцем – другой человек. В нашем позоре – наша слава. Только наша душа, способная на зло, в силах противостоять ему.

– А как же драконы? – спросил Аррен. – Разве они не причиняют зла?

Неужто они невинны?

– Драконы! Драконы алчны, ненасытны, вероломны, им неведомо сострадание и угрызения совести. Но злы ли они? Кто я такой, чтобы судить драконов?.. Они мудрее, чем люди. Они похожи на видения, Аррен. Нам, людям, снятся сны, мы колдуем, творим добро и зло. Но драконы не грезят. Они сами – воплощение грез. Они не произносят заклинаний. Магия – плоть от плоти драконов, способ их существования. Они не действуют – они живут.

– В Серилане, – сказал Аррен, – находится шкура Бар Офа, убитого Кеором, Правителем Энлада, три столетия назад. С тех пор ни один дракон не приближался к Энладу. Я видел шкуру Бар Офа. Она тяжелая, будто сделана из железа, и говорят, что если ее разложить, она покроет всю рыночную площадь Серилана. Зубы у него длиной с мое предплечье. И все же утверждают, что Бар Оф был молодым драконом, которому еще расти и расти.

– Тебе хотелось бы, – сказал Сокол, – увидеть драконов.

– Да.

– Их кровь холодна и ядовита. Ты не должен глядеть им в глаза. Они старше, чем род человеческий.

Он на мгновение умолк, затем продолжал:

– И хотя я стремлюсь забыть обо всем и раскаяться в содеянном мною, тем не менее я всегда буду помнить, как однажды на закате я увидел драконов, парящих над западными островами. Это дает мне ощущение покоя. Затем они оба замолчали, и воцарилась тишина, наполненная едва слышным плеском волн о борта лодки. Вокруг не было ни огонька. Покачиваясь над пучиной вод, они, наконец, уснули.

***

Под пологом легкой утренней дымки они зашли в Гавань Хорта, где бросали якорь или отдавали концы сотни судов: рыбацкие лодки, краболовы, траулеры, торговые суда, две двадцативесельные галеры, одна потрепанная шестидесятивесельная галера и несколько поджарых длинных парусников с высокими треугольными парусами, которые были способны улавливать дующие поверху ветры жаркого Южного Предела.