На пороге зимы - [27]

Поглядеть, как кладут последние венцы, собрались все, кто был в лагере. Верен и Такко тоже были здесь. В лес их посылали редко — слишком многому новички должны были научиться на площадке для учебных боёв, но потрудиться на стройке они успели: обтёсывали брёвна, насыпали землю, делали множество других дел. Стена была делом и их рук тоже.

Целых полтора месяца ушло на то, чтобы опоясать лагерь двумя рядами брёвен, между которыми навалили без счёта земли и камней. Сверху положили доски и соорудили щиты, за которыми скрывались часовые, а снаружи стену укрепили небольшим валом. Земля здесь была с дурным, непредсказуемым нравом. Когда клали нижние венцы прямо на гранитную опору, между камнями вдруг обнаруживались щели и провалы, заполненные вязкой грязью и переплетениями корней. Когда вбивали столбы — под обманчиво податливым песком пряталась гранитная твердь. Но императорский приказ не обижать местных не распространялся на землю, поэтому с ней не церемонились: обрубали лопатами тонкие корни, вытаскивали и раскалывали камни, и вгоняли, вгоняли в неподатливую почву острые колья — столько, сколько требовалось.

Когда последнее бревно затянули на верёвках наверх и уложили на выемки переруба, от радостного рёва воинов всполошились птицы. Местные мастера срубили голову петуху и щедро полили брёвна его кровью — чтобы местные духи хорошо сторожили стену и не обижали тех, кто укроется за ней. Ардерик по старой привычке плеснул на стену лучшего вина из баронских кладовых, а после пустил рог по кругу.

Никто не понял, что произошло после — почва словно бы вздохнула и на едва уловимый миг ушла из-под ног. В кухне со звоном упал котёл, а лошади испуганно захрапели. На какой-то жуткий миг показалось, будто стена покачнулась… но земля под ногами выдохнула и успокоилась. Всё стихло. Лошади снова опустили головы, разыскивая под снежной порошей траву.

— Земля брыкается, как норовистый конь под непривычным седоком, — проговорил кто-то из мастеров. — Видно, жертва пришлась ей не по нраву.

— Она ворочается от удовольствия, как женщина под мужчиной! — громко ответил Ардерик. Он вскочил на лестницу и говорил оттуда, и его голос легко перекрывал шум собравшихся — как когда-то на площади в Нижнем Пределе. — Что же до жертвы — да кому будет по нраву курятина?! Северная почва проголодалась и ждёт, когда мы напоим её кровью камнеедов и накормим их мясом. Сегодня будем праздновать мы, а после я лично пригляжу за тем, чтобы земля тоже не осталась голодной!

Он оглядел лагерь и пустошь, словно ожидая подтверждения своих слов. Под ногами снова перекатилась подземная волна, но уже тише, и стена стояла ровно — это видели все.

— Я обещал, что приведу вас в невиданные земли на краю мира — и вот мы здесь! Обещал, что у нас будут кров и еда — и вот наша стена готова, а кладовая ломится от лучших припасов! И обещаю снова — когда придут дикари, мы разобьём их и положим Север к ногам Императора! А придут они быстро — после того подарка, что мы послали им сегодня!

Ответом был одобрительный гул. Радость ночной победы помнилась достаточно хорошо, чтобы затмить страх и сомнения.

— А теперь готовьте костёр и несите вино! — крикнул сотник. — Будем праздновать Перелом!

— Теперь я понимаю, почему ты пошёл за ним, — шепнул Такко Верену. — Я бы тоже не сдержался.

Верен не успел ответить — Ардерик спрыгнул с лестницы и оказался рядом. Перед ним переминались хмурые мастера.

— Осмотрите стену, — негромко велел им сотник. — Если найдёте трещины — заделывайте чем хотите, но к ночи стена должна быть в порядке.

— Мы хорошо строили, — ответил старший из мастеров. — Не должно ничего случиться.

Ардерик молча махнул рукой, подгоняя их, и, не дожидаясь, сам опустился на колено, осматривая нижние венцы.

— Стена стоит, — как можно твёрже сказал Верен. Дома земля никогда не колебалась под ногами, и сейчас его немного мутило. — Наверняка здесь такое не первый раз и мастера знали, как надо строить.

— Не первый, разумеется, — отмахнулся Ардерик. — Я знаю, я не зря расспрашивал местных. Но пусть посмотрят.

Он поднялся и обвёл глазами лагерь. В середине, на утоптанной площадке, складывали огромный костёр. Из кухни вытаскивали стол и скамьи, готовясь к празднику.

— Как норовистый конь, значит, — пробормотал сотник. — Объезжать лошадей я умею. Ладно. Тащите столы, пока светло! Готовьте факелы и фонари! Пусть вся округа увидит, как мы празднуем!

8. Зимний Перелом

— Да продлятся дни Императора! — барон Эслинг высоко поднял оправленный в серебро рог, осушил одним долгим глотком, и виночерпий немедленно наполнил сосуд снова. — Да пошлют нам боги полные закрома и на следующий год!

В этом году на праздник не дождались гостей ни из Бор-Линге, что было ожидаемо, ни из дальних поселений. В Эслинге собрались только свои — те, кто жил в замке и ближайшей округе. Но этого хватило, чтобы в вечно стылой и гулкой зале стало жарко и шумно. Зимний Перелом принёс с собой запах хвои, смолы и душистых курений. Зал был убран ветвями сосны и остролиста, перевитыми цветными лентами, и освещён сотнями свечей и фонарей. Тускло блестели развешанные по стенам щиты. За хозяйскими креслами от потолка до пола спускались два знамени — с гербами Империи и баронского рода Эслингов. Пламя играло на драгоценном шитье и самоцветах, вышитый на знамени девиз «На благо Севера» горел жарким золотом. Окна тоже были увиты остролистом, чтобы никакое зло не проникло в замок в самую тёмную ночь, когда лесной и подземный народ пляшет под луной. Только в этом году угроза с пустоши ощущалась как никогда явственно, и глупо было надеяться, что её остановят колючие ветви.