На пороге великих тайн - [45]

Очутившись со своим рюкзаком и спальным мешком между батареей ведер и ящиком с картошкой, я предложил навести в кузове хоть какой-нибудь порядок.

— Само утрясется, — равнодушно процедил Николай Николаевич, продолжая грызть семечки, которые он выковыривал из здоровенной головы спелого подсолнечника.

— Утрясется, — подтвердил Игорь, протягивая такой же подсолнечник мне.

Я решительно отказался, торопливо соображая, за что можно держаться, когда машина тронется.

Впрочем, мои опасения вскоре рассеялись. Сергей Алексеевич вел тяжело груженную машину по крутым ухабистым улицам Партизанского, как по гладкому асфальту. Без единого толчка и рывка мы поднялись на Белый хребет и покатили к Симферополю.

Я просто не узнавал Сергея Алексеевича. Он уступал дорогу обгонявшим нас грузовикам, настойчиво гудел перед каждым поворотом, вежливо козырял встречным милиционерам, которые подозрительно поглядывали на наш перегруженный кузов.

Миновав изнывающий от зноя Симферополь, мы выехали на Алуштинское шоссе. Даже здесь, на широкой асфальтовой ленте, по которой стремительно мчались встречные машины, Сергей Алексеевич не прибавлял газа.

Мимо проплыли желтоватые обрывы второй гряды Крымских гор. Тысячелетия назад над ними возвышались стены древнего Неаполя — столицы Скифского государства. Прохладный ветер прилетел с голубого Симферопольского озера. Узкая долина Салгира расширилась, и мы въехали в обширную котловину, окруженную горами.

Грузовичок неторопливо катился мимо белых мазанок и садов, мимо квадратов полей, на которых комбайны убирали пшеницу, мимо темно-зеленых ореховых рощ. Словно вырастая из-под земли, приближались крутые голые склоны Чатырдага и горбатые залесенные отроги Демерджи-Яйлы.

— Что с Сергеем Алексеевичем? — не выдержал я, когда машина въехала в узкое ущелье Ангары и поползла по крутым серпантинам шоссе к перевалу. — Мне казалось, что обычно он ездит несколько быстрее.

— Оштрафовали, — лаконично объяснил Николай Николаевич, протягивая руку за следующей головкой подсолнечника.

— Хотели права забрать, — добавил Игорь. — За ним вчера до самого Бахчисарая милиционер гнался. Не догнал. Поймал уже в Симферополе.

Я вспомнил запыленную фигуру, промелькнувшую вчера на мотоцикле через несколько минут после того, как я покинул газик. Все стало ясно. В правилах движения по дорогам Крыма виртуозы не предусмотрены.

В полдень мы без приключений добрались до Алушты. На площади возле базара устроили привал и, не сходя с машины, закусили арбузами.

Курортники с недоумением косились на нашу компанию; запыленные широкополые шляпы, мятые парусиновые спецовки и здоровенные ботинки, наконец, ворох поклажи, на котором мы восседали, — все привлекало внимание. Особенно любопытные взгляды вызывал пестрый шелковый шарф на бритой голове Николая Николаевича. Игорь утверждал, что шарф придает ему сходство с пиратом.

Какая-то курортная дама поинтересовалась, кто мы такие.

— Цыгане, — невозмутимо пояснил Сергей Алексеевич. — Давай погадаем…

Покончив с арбузами, мы поехали дальше.

Около восьмидесяти километров тарахтел наш грузовичок по одной из живописнейших дорог мира. Яркое солнце. Горячий ветер рвется навстречу. Горы справа и бескрайняя голубая гладь слева. Скалистые горбы Кастели и Аюдага, белые домики Гурзуфа внизу у моря, красавица Ялта, сосновые леса над Ореандой, черные стрелы кипарисов вокруг стен Воронцовского дворца, обрывистый гребень Кошки с серебристыми башнями астрофизической обсерватории — и вот грузовичок снова катится по пустынному шоссе высоко над морем. Над нами нависают обрывы Яйлы. Мы снова в диком Крыму, среди зарослей колючего кустарника, хаоса каменных обвалов и скал, уступами спускающихся к морю.

Здесь еще мало санаториев и домов отдыха, но много мест, где их можно построить. В обрывах над шоссе лепятся похожие на зонты крымские сосны. Ниже шоссе они местами образуют сплошные заросли, и кажется, что машина катится по верхушкам деревьев.

Солнце уже скрылось за серой стеной Яйлы. Свежий ветер бьет в лицо.

— Мыс Ифигении, — говорит вдруг Николай Николаевич и указывает далеко вниз.

Там, у самого моря, в фиолетовой мгле видна большая коричневатая скала в кружеве пены.

Сергей Алексеевич с величайшей осторожностью спускает наш механизированный табор по крутым петлям разбитой дороги. Дорога становится все хуже, петляет все фантастичнее и наконец исчезает возле заброшенного виноградника.

— Приехали, — объявляет Николай Николаевич и спрыгивает на землю.

— Эх, как далеко от моря! — разочарованно тянет Игорь.

— Надо было повернуть возле ливанского кедра, — кипятится в кабинке Василий Иванович.

— Поехали назад, — невозмутимо предлагает Сергей Алексеевич. — На всякий случай выходи, кто жить хочет…

Развернуться негде, и грузовичок пятится вверх по головоломным извилинам. Мы плетемся впереди машины и в четыре голоса предупреждаем Сергея Алексеевича о поворотах, хотя он прекрасно обходится без наших советов.

Когда грузовичок выбрался на более приличную дорогу и развернулся, было почти темно. От Байдарских ворот задувал холодный ветер. Сергей Алексеевич дрожащими пальцами раскурил папиросу. Красноватый огонек озарил его длинное морщинистое лицо, усеянное мелкими капельками пота.