На пороге трона - [57]

Сэр Уильямс пристально посмотрел в хитрое лицо канцлера.

   — Ах, — сказал он, — разве это возможно? Да нет, — прибавил он, качая головой, — пулю на лету нельзя ни задержать, ни направить в другую сторону, а армия, стоящая против неприятеля, подобна пуле. Что бы ни вышло из этой попытки, меня совсем не интересует, — прибавил он. — Как только роковое известие о присоединении её величества к Версальскому договору достигнет Лондона — непосредственным и немедленным следствием будет моё отозвание.

   — Как могли бы думать, — спросил обеспокоенный и испуганный Бестужев, — при вашем дворе о том, чтобы отозвать такого дипломата, который, как вы, постоянно и притом успешно действовал в интересах своей родины?

   — Успешно! — печально повторил сэр Уильямс. — Успехом, которого от меня ожидали, были бы союз с Россией и удержание императрицы в этом союзе; я так уверенно и утвердительно сообщал об этом успехе в Лондон, что там не простят мне рокового крушения всех надежд. А ведь я все сообщения моему правительству постоянно основывал на уверениях вашего сиятельства, — с упрёком прибавил он.

   — Что же вы хотите? — пожимая плечами, сказал Бестужев. — Я — министр самодержавной императрицы; у вас, в Англии, приходится считаться с большинством в парламенте, управлять которым можно или искусными речами, или запугиванием, или насмешками, или же подкупом, мне же приходится считаться с настроением, не поддающимся никакому учёту, с интригами, скрывающимися во мраке, с фаворитами, которых я не могу подкупить, так как слишком беден для этого. Как видите, у меня нет средств противостоять воле императрицы, и мне ничего не остаётся, как только постепенно, незаметно обессиливать и отклонять неукротимый, могучий поток этой воли.

   — Всё это очень хорошо, — сказал сэр Уильямс, — очень может быть, что я был неправ, упрекая вас; может быть, мне надо винить только самого себя, что я не был внимателен и бдителен, но можете быть уверены, что в скором времени я не буду больше иметь честь быть представителем Англии при вашем дворе и поэтому не буду в состоянии, — с ударением прибавил он, — продолжать вести с вашим сиятельством те отношения, завязать которые повелел мне его величество по своему великодушию.

   — Не будем больше говорить об этом, — воскликнул Бестужев, с чувством пожимая руку английского посланника, — для меня представляется гораздо большей потерей — перестать лично видеться с таким достойным представителем глубокоуважаемой мною нации, как вы. Но я надеюсь, что ваши опасения в этом отношении окажутся неосновательными; в Лондоне должны будут увидеть, что не в вашей воле было изменить неожиданный поворот в настроении императрицы.

   — Вот именно поэтому-то, — возразил сэр Уильямс, — мне никогда не простят, что я не предвидел подобного поворота. Всё-таки я должен просить ваше сиятельство, — продолжал он, — отпустить меня, так как моя обязанность — ни одной минуты не оставлять моего правительства в неизвестности относительно того, что здесь произошло.

Он церемоннее, чем обыкновенно, поклонился графу, слегка коснулся протянутой ему руки и вышел из комнаты.

   — Он, пожалуй, прав, — пробормотал граф Бестужев, задумчиво глядя ему вслед, — в Лондоне с ума сойдут от злости, что их надежды рухнули, и в первую голову их гнев обрушится на него; но, — прибавил он, с улыбкой потирая руки, — если они были принуждены приносить жертвы, чтобы мы не мобилизовали армии, то, пожалуй, они должны быть готовы к ещё большим жертвам, чтобы наши войска не наступали слишком быстро и энергично, а позаботиться об этом — уже моё дело.

Графу доложили о приезде Апраксина, и он приказал просить фельдмаршала.

   — Поторопился явиться на ваше приглашение, — воскликнул весь красный от непривычного возбуждения Апраксин и, не ожидая приглашения, тяжело опустился в кресло. — Но в действительности у меня слишком мало времени, так как через час меня уже ждёт государыня императрица, а к вечеру я должен быть на пути к армии.

   — Я не буду долго задерживать вас, Степан Фёдорович, — возразил Бестужев, садясь напротив тяжело дышавшего фельдмаршала, — я просил вас заехать, потому что думал, что вам было бы приятно знать, против кого вы поведёте свою армию.

   — Действительно, это было бы приятно мне, — воскликнул Апраксин, — потому что ведь на основании этих сведений я должен рассчитать все свои операции. Но всё равно, против какого бы неприятеля меня ни послала государыня императрица, я докажу ей, что её войска непобедимы.

Граф Бестужев медленно покачал головой и проговорил:

   — Я меньше всего сомневаюсь в этом, хотя история и учит нас, что сам Пётр Великий научился побеждать шведов только после проигранной битвы под Нарвой, а король Фридрих Второй кажется мне противником куда более серьёзным, чем Карл Двенадцатый.

   — Так, значит, мне придётся действовать против Пруссии? — уточнил Апраксин. — Ну, мне было бы собственно приятнее видеть против себя австрийских генералов! Однако это не смущает меня, и государыня может быть уверена, что я приму все меры, чтобы нанести как можно больше вреда прусскому королю.