На пороге трона - [14]

   — Вы были правы, шевалье, — воскликнула Елизавета Петровна, — беру свои слова обратно; эликсир графа Сен-Жермена подтверждает всё, что вы о нём говорили.

   — Я это знал, — гордо и самоуверенно ответил Дуглас.

   — И моя повелительница не доверяла этому! — мягко укорил граф Шувалов, подходя очень близко к императрице. — Вы могли бы вполне положиться на меня! — шепнул он ей на ухо.

Императрица вздрогнула, когда его горячее дыхание коснулось её щеки.

   — Благодарю тебя, — тихо сказала она и пожала ему руку, посмотрев быстрым, полным страсти взором в его пылающие глаза. — Но, — воскликнула она, — этот весенний воздух заставил меня проголодаться. Я была недостаточно справедлива к этому завтраку — в действительности же я должна похвалить моих поваров, они не заслужили невнимательного отношения к своим произведениям.

Она разрезала золотым ножом огромный, величиною чуть ли не с кулак, трюфель и с величайшим наслаждением начала есть половину этого гриба. Вторую же половину она на кончике ножа протянула графу Шувалову. Он с благодарностью поцеловал руку императрицы и с восторгом принялся за трюфель.

   — Кушайте, мадемуазель, — сказала императрица, — кушайте, шевалье! На вашей родине не найдётся трюфелей лучше этих.

Затем она с большим аппетитом съела кусок стерляди.

   — Но я забываю, — воскликнула она, между тем как цвет её лица становился всё свежее и глаза ярко блестели, — я совсем забыла, что здесь накрыто только для меня... Поторопись, Иван Иванович, распорядиться, чтобы сюда принесли всё, что только есть на моей кухне хорошего; нужно подать также и того токайского, которым я обыкновенно ни с кем не делюсь. Гости, которые принесли мне такое сокровище, заслуживают того, чтобы я угостила их самым лучшим, что только у меня есть.

Граф Шувалов уже исчез. Выйдя из аллеи, он легко свистнул в маленький золотой свисток, висевший на цепочке у него на шее, и через секунду показалось несколько лакеев. Граф раздал им приказания, и не прошло и десяти минут, как под деревьями уже был накрыт маленький столик. На нём собраны все редкие съедобные вещи, которые могли доставить Европа и Азия. Посредине в хрустальных графинах сверкало на солнце токайское вино.

Сок венгерских лоз заставил ещё ярче блистать все взоры, и разговор, поддерживаемый самой императрицей, делался всё оживлённее и непринуждённее. Дуглас был неистощим и рассказывал массу остроумных вещей и тонко льстил императрице. Мадемуазель де Бомон рассказывала анекдоты из жизни французского двора, которые едва ли были уместны в устах молодой девушки, особенно в присутствии императрицы. Но Елизавета Петровна смеялась и аплодировала тем громче, чем легкомысленнее были эти рассказы. Если бы кто-либо взглянул на этот маленький столик, то наверно был бы убеждён в том, что видит пред собой какой-либо увеселительный пикник вчетвером в Париже; конечно, подобному наблюдателю не пришло бы в голову, что он находится при дворе могущественной государыни, к каждому слову и намерению которой относительно мировых событий с трепетом прислушивались все европейские кабинеты.

Веселье делалось всё непринуждённее; императрица была счастлива тем, что перестала чувствовать боль в теле, влиявшую и на её настроение. Она приказала графу Шувалову распорядиться, чтобы принесли замороженного шампанского. Когда снова скрылись лакеи, с необычайной быстротой исполнившие это приказание, она подняла свой бокал и воскликнула:

   — Когда вы будете писать графу Сен-Жермену, шевалье Дуглас, то передайте ему, что русская императрица пила за его здоровье. Передайте ему также, что при моём дворе его ждёт такой приём, которого ещё не удостаивался ни один иностранец.

   — Граф будет в восхищении от милости вашего величества, — ответил Дуглас. — И я не сомневаюсь, что он, как только ему будет возможно, с разрешения вашего величества, лично представится вам и милостивое внимание вашего величества дороже ему всех почестей, так как граф любит тишину и мрак, для того чтобы всё глубже погружаться в тайны природы.

   — Он должен приехать... он должен приехать сюда... Он здесь найдёт всё, чего желает, — воскликнула императрица, — потому что, испробовав его искусство... — она вдруг смолкла и её лицо омрачилось. — Да, да! — сказала она, смотря вокруг себя широко раскрытыми глазами. — Ведь это — только проба, а я уже чувствую победу над всесокрушающим временем! Как продолжительно действие этого средства? — спросила она Дугласа.

   — Его нужно употреблять ежедневно, ваше величество, — ответил он, — это средство должно каждый день восстанавливать те силы, которые пожрал огонь жизни.

   — Итак, если у человека нет этого средства и он не может употреблять его ежедневно, — спросила императрица, слегка вздрагивая, — то он, после быстрого вознесения в область бессмертных, снова будет должен подпасть под власть времени, которое разбивает сердце и медленно отнимает жизнь? Какую цену хотите вы за ваш эликсир? — быстро спросила она, порывисто дыша.

   — Имею честь заметить вашему величеству, — ответил Дуглас, — что как я, так и мадемуазель де Бомон должны собственноручно давать эликсир, доверенный нам графом де Сен-Жерменом.