***
На третий день мальчик уже без колебаний целеустремленно направился к дедушкиному креслу. Старик сидел, озабоченно вертя в руках пустую трубку, и о чём-то усиленно размышлял. Взгляд из-под полуприкрытых век остановился на недалёкой лесной кромке, маячившей из-за забора. Над горизонтом поднималась массивная, налитая темнотой туча.
— Сегодня ты опять покажешь мне странные видения? — прямо спросил старика мальчик.
— Ты о чём? — не отрываясь от размышлений, спросил дедушка.
— О видениях иных миров, — всё также уверенно проговорил Витя.
Старик хмыкнул.
— Ну и фантазёр же ты, Виктор.
Только он звал мальца Виктором. Папа звал его Витькой. Мама Витенькой. И лишь дедушка называл полным именем.
«Наши сознания почти настроились на одну волну, — прозвучал в голове паренька голос деда. — Ты увидишь то, что видел я. Я увижу то, что видел ты».
Степан наконец-то взглянул на внука, и в его глазах заплясали огоньки далёких звёзд. Реальность поплыла, снова сделалась зыбкой, дрожащей, вязкой. Подобно тому, как мясо обмякает, лишившись поддержки скелета, так и реальность утратила свою стройность, лишившись поддержки времени.
Картины из прошлого заполонили сознание мальчика. Звёзды повели перед ним свой величественный хоровод. Миры сменяли друг друга во вспышках света. До тех пор, пока не приблизился из туманной дали один-единственный, но знакомый и родной мир. Земля.
Взгляд сосредоточился на окружающем пространстве. Куб. Большой стеклянный куб, стоявший посреди обширного помещения, заполненного электроникой и химическими приборами. В самом кубе на стерилизованном полу лежало тело существа: бесцветные полотнища крыльев, обильно усеянных крупной серой пылью, мертвецки распластались по полу; тонкое тельце иссушено, из ран вытекает вязкая жидкость. На вытянутой плоской голове существа хорошо различимы жёлтые полукруглые челюсти, спазматически сжатые в последнем предсмертном усилии.
«Когда-то нас было двое».
За стеклом стоят люди в белых халатах. Молчаливо смотрят, наблюдают, ждут. Затем разворачиваются и все вместе направляются к дверям лифта. Вежливо раскланиваются, пропуская друг друга в кабинку. Последний из них, высокий черноволосый мужчина с тяжёлой челюстью и маленькими глазами, вдруг оборачивается и шепчет, глядя на то, что стало пленником куба:
— Бессмертие.
Видение обрывается новой чередой сменяющихся картин. Лица. Сотни и тысячи человеческих лиц. Старых и молодых. Испуганных и счастливых.
Калейдоскоп картин на краткое мгновение замирает, чтобы показать человека в тёмных одеждах. В глазах его стоят слёзы. Он смотрит, казалось, прямо Вите в душу. И направляет на него ружьё.
— Ты выглядишь как Йохан, — говорит он на незнакомом языке, но мальчик всё равно понимает его. — Но ты не Йохан…
Вновь череда сцен, сменявшихся быстрее, чем можно было осознать увиденное. И почти сразу новая остановка. И знакомое лицо. Тот самый человек с тяжёлой челюстью и маленькими глазами, мечтавший о бессмертии. Он нагнал свою жертву. Нашёл, отыскал, выследил. Поймал в ловушку того, кто выглядел человеком — учёным, работавшим в той самой стерильной лаборатории. Поддавшимся на потусторонний взгляд. И потерявший своё естество. Не следовало тому учёному приближаться к кубу: ведь пленнику куба не обязательно было ломиться сквозь невидимую преграду. Достаточно было лишь проникнуть в чужое сознание, пока этого никто не видел.
Слишком поздно пришло понимание. Слишком долго длилась охота. Но всё-таки человек, жаждущий приобщиться к секретам вечной жизни, загнал беглеца в угол.
Охотник на мотыльков.
Плотная пелена дождя очерчивала его силуэт.
— Больше некуда бежать, — слышится его безумный шёпот.
Яркая вспышка молнии ослепляет обоих участников сцены, и слышится дикий крик боли охотника. Молния выжигает его снаружи и изнутри.
— Всё! — вдруг услышал Витя голос дедушки. — Время настало!
***
Оболочка, бывшая лишь спрессованным из нитей коконом, напиталась соками, обросла прожилками, обрела здоровый глянец. Стала упругой и сочной, как капустный лист. С влажным похрустыванием она прогибалась, когда под её толщей начинало двигаться преобразованное тело.
Съев и переработав само себя, это тело обрело новые формы и новые способности. Сила, скорость и ум возросли многократно. Существу не терпится вырваться на свободу, чтобы опробовать новые возможности. Каждая клеточка восторженно кричала о новом.
Треснула плёнка. Потекли из трещины питательные соки. Сгорбившись, существо продавило стенки своей временной темницы, распрямляя тонкие, пока ещё бескровные крылья.
Выше и выше поднимаются крылья. Толчками, натужно, непривычно. Орудие полёта. Ключ к небесам. Солнце отражается на чешуйчатых гранях, рождая прекрасную игру немеркнущих цветов и оттенков. Словно пудрой покрытые крылья делают первые пробные взмахи. Красочный узор без грамма пигмента призывно сияет, возвещая о рождении новой формы жизни.
Мотылёк, оторвавшись от омертвевшей оболочки кокона, взлетел навстречу звёздам.
