И величественный купол небес, многоцветным собором осенявший очередное место смерти, теперь казался отвратительным и лицемерным, а радостная палитра легкомысленных красок становилась кощунственной и лживой.
***
Насытившись, гусеница начинает готовить себя к погребению заживо. Она добровольно отрекается от всего, что знает, что видела и слышала. От всего, чему была свидетельницей. Она начинает ткать себе плотный саван, замуровывая себя в нём и отгораживаясь тем самым от всей остальной вселенной.
Её не заботит, что будет с ней дальше и насколько удачно пройдёт дальнейшая трансформация. Её могут съесть. Могут раздавить. В конце концов, она может просто задохнуться, допустив ошибку ещё на стадии пеленания.
Но в одно она верит твёрдо — и на этом держится её мир: она обязана сделать следующий шаг, уничтожив свою сущность и переплавив своё тело в огне метаморфозы, чтобы достигнуть новых, невиданных ранее высот. Только это имеет смысл. И ничто другое.
***
— Э-э-э!
Резкий, грубый голос донёсся со стороны ворот, выводя Витю из оцепенения. Мальчик потряс головой, пытаясь прийти в себя, а затем постарался высмотреть того, кто кричал. Над забором виднелись две кудрявые чёрные головы, с алчным интересом осматривавшие пространство участка. Цыгане.
— Э, хозяин! — громко крикнул один из них, уцепившись руками в железную кромку и наполовину приподнявшись над забором. — Работники нужны?
Витя испугался и обернулся к деду, ожидая увидеть его реакцию. Старик медленно и величаво повернул голову, и это движение было достойно египетского фараона: худощавого и всевластного сына бога. В глазах Степана горели, подрагивая, кроваво-красные огни.
— ПРОЧЬ! — прозвенел в воздухе громовой приказ, звонкой волной разлетевшийся в пространстве, и непрошеные гости, побледнев от ужаса, бросились бежать, не разбирая дороги.
Витя от испуга упал на землю, ощущая, как предательски дрожат коленки. Однако прошёл миг, и ощущение опасности бесследно исчезло. Схлынуло ощущение нереальности происходящего, и на мальчика взглянули насмешливо-добрые глаза старика.
— Ну чего расселся? — дружелюбно спросил дед Степан. — Вставай-ка быстрей, пока муравьи за попу не покусали!
И Витя тут же вскочил с места, торопливо отряхиваясь.
— Я домой… пойду, — неуверенно сообщил он, и, дождавшись дедушкиного кивка, растерянный и дезориентированный направился в сторону дома.
Интерлюдия вторая. Порядок
Есть те, кто верит, что все мы были кем-то созданы, и таких очень много. Я не знаю, правы ли они или ошибаются, да и не всё ли равно, если уж мы ничего не можем изменить? Но даже если действительно есть некий божественный создатель, сотворивший ВСЕХ нас, то с какой стати ему следить за нами, вмешиваться в нашу жизнь, направлять на путь или заслонять дорогу?
Архитектор проектирует здание, но он не обязан в нём жить и работать. Это здание может занять крупная фирма, где власть в своих руках будет держать строгий директор. Стоит ли рядовому сотруднику этой фирмы, получившему взыскание от шефа, обвинять в своих бедах архитектора?..
Творец, словно толстый, переполненный важностью генерал, не будет осуществлять надзор над каждым своим подчинённым — для этого найдутся другие служащие. И кто сказал, что эти другие будут к нам добры? Какая невидимая воля довлеет над каждым из нас? Кому повезёт быть обласканным Небом, а кто станет жертвой несправедливости?
Я хочу посмотреть на тех, кто вяжет узлы из моей нити судьбы. Я хочу бросить им вызов. Я не намерен больше терпеть никакого контроля над собой. Пусть почувствуют себя в моей шкуре. Пусть опустятся на самое дно — не по своей, а по моей воле. Пусть молят о спасении и тщетно ищут выход из ловушки, в которой кончается воздух времени.
Пусть ощутят всё то, что чувствует запертый в банке маленький мотылёк, мечтающий о небе.
Глава третья. Вознаграждение
Вечером, заставив папу отвлечься от ноутбука, Витя расспросил его о дедушке. Сперва Максим ворчал, не желая ничего рассказывать. Но потом поведал кое-что.
Дедушка Степан, оказывается, был человеком незаурядного ума. Школу и институт закончил экстерном и уже в пятнадцать поступил работать инженером на одно оборонное предприятие. В двадцать он уже возглавлял свою бригаду. В двадцать пять ему подчинялось целое конструкторское бюро с прилегающим заводом. В тридцать ему доверили управление всей промышленностью района. На этом, правда, карьерный рост кончился, однако, похоже, что дедушка и сам не стремился лезть выше, вполне довольный занятой нишей.
Уже после сорока он встретил маму Максима — Витину бабушку. За маленьким Максимом присматривала в основном мама. От неё же ему доставалась родительская любовь. Отец же хоть и поддерживал сына во всём, но оставался с ним строг и холоден, так что даже сейчас между Максимом и Степаном сохранились напряжённые отношения.
Своей бабушки Витя не помнил, хотя и слышал о том, что она была очень доброй. По словам папы, она пыталась как-то повлиять на дедушку. Изменить его. Почему-то папа употребил слово «спасти», хотя от чего спасти, так и не объяснил.
Надо всем этим Витя усиленно думал, когда ложился спать в отведённой ему отдельной комнате.
