На пороге - [19]
— Ну вот. И стоило ли дёргаться? — как ни в чём не бывало спросил Ложкин, усевшись на поверженного противника сверху. Как и все толстячки, он плохо понимал свою силу, однако знал, что сила эта у него есть, и немаленькая. Ольга, прикрыв ладонью рот, нерешительно стояла рядом. Она помнила, как когда-то Ложкин с лёгкостью разметал трёх хулиганов, пристававших к ним в переулке. Это было давно, но женщина навсегда запомнила: Ложкин драться умеет и в обиду себя не даст. Она боялась именно за Леонида, понимая, что он явно недооценивает учёного и ввязывается в нечто, что не поднимет его в собственных глазах.
— Федя, отпусти его, — попросила Ольга, и Ложкин тут же слез со спины оппонента.
— Как скажешь. Вот видишь, сын льва, женщин надо слушаться. Особенно таких женщин. Ты ведь не хуже меня знаешь, что она умнее тебя. А умных надо уважать. — Он закончил бросаться сентенциями и посмотрел на Сергея. — Ты уже здесь, ассистент? Иш, примчался! Давай-ка со мной, у нас ещё много работы.
Ложкин в приподнятом настроении направился к лифту, и Сергей поспешил за ним.
Сгустились сумерки. Над парком зажглись фонари. Юля уверенно дошла по знакомой дорожке до своего уголка, её личного кусочка экзотического леса, и уселась на скамейке. Ей было одиноко. Невысокие деревца стояли неподвижные, недвижимые ни ветром, ни обитателями заповедника. Здесь было удивительно тихо.
Внезапно совсем рядом из темноты возник чей-то широкий силуэт. Юля вздрогнула.
— Ой!
— Кто здесь? — прозвенел в темноте не менее удивлённый мужской голос. Силуэт бесшумно приблизился и превратился в растерянного Ложкина. — О, так я тут не один. Откуда ты, прелестное дитя?
— Я… я работаю здесь, — справилась с внезапным волнением Юля.
— В институте? Чудно. — Учёный задорно улыбнулся и прочёл: — Ведь я институтка, я дочь камергера, Я чёрная моль, я летучая мышь. Вино и мужчины — моя атмосфера. Приют эмигрантов — свободный Париж!3
Он огляделся по сторонам и чуть тише спросил:
— Сударыня, вы не будете против, если я присяду рядом?
— Конечно, садитесь! — Юля спешно подвинулась: скамейка была неширокая. Ложкин грузно уселся и повернулся к девушке. В руках учёный держал два стаканчика мороженого.
— Хотите? — предложил он.
— Нет, спасибо, — вежливо отказалась Юля.
— Берите-берите! — настаивал Фёдор. — Одно яблочное, другое клубничное. Какое выбираете?
Немножко подумав, девушка решила:
— Яблочное.
Ложкин разочарованно надул губы, но отдал стаканчик со своим любимым мороженым без сожалений. Несколько минут они сидели и ели мороженое. Ложкин закончил первым и заёрзал на месте, дожидаясь, пока с начавшим таять лакомством справится его компаньонка.
— Вкусное, — сказала Юля, расправившись со стаканчиком. — Спасибо.
— Будем знакомы! — улыбнулся учёный. — Фёдор Ложкин, человек и пароход!
— Юля Назарова. Единственная и неповторимая.
Они весело рассмеялись. Одиночество отступило и забылось, знакомство обещало стать интересным.
— Что вас сюда привело в столь поздний час, Фёдор Борисович? — немножко смутившись, спросила девушка.
— Можно просто Федя. И давай на «ты».
— Хорошо, Федя, — уступчиво сказала она. — Так что?..
— О, я просто бродил в темноте в поисках красивых девушек! — пошутил Ложкин. — А если серьёзно, я навещал местечки, где посажены мои деревца. Я же здесь уже работал в своё время. — Он повернулся и указал куда-то рукой. — Вот там стоят две ёлочки. Это мы с женой посадили когда-то. С Олей.
— С Ольгой Власовой?
— Тогда у неё была другая фамилия, — приятно улыбнулся Ложкин. — Ох, как мы любили друг друга. Не знаю, что она во мне нашла, я совершенно не в её вкусе. Наверное, её поразили мои ум и обаяние…
Девушка хихикнула, но скорее для приличия. Учёный понял это.
— Не против, если я ещё прочту стихи? — спросил он.
— Я люблю стихи, — с женской рассудительностью заявила она. Ложкин вспомнил:
— Здорово, — тихо сказала Юля. — Очень красиво. И так чувственно…
— Согласен. Ты, кстати, не знаешь автора? — Вопрос был с подвохом, но Юля не разочаровала Ложкина.
— Нет, — просто ответила она.
— Эти строки принадлежат перу Иннокентия Анненского4, — почти торжественно произнёс Ложкин, мысленно радуясь, что Юля не торопилась пользоваться по любому поводу услугами Сети. Не то, что всякие там Мамонтовы. — Когда-то я читал их Оле, но ей почему-то не понравилось. Своеобразная женщина.
— Вы её очень любили?..
— Юля, мы же договорились перейти на «ты»!
— Ой…
Возникла неловкая пауза, которую прервал Ложкин.
— Здесь, кстати, есть ещё одно моё растение. Вон там, в уголке, видишь? Пушистое такое, маленькое, ветвистое, с круглыми листочками.
— Карликовая берёзка?
— Да, она. Привёз её лет десять назад, даже больше. Тут тогда было не так пышно. Вот этих вот деревьев и кустов не было…
— А это мои, — смутилась девушка. — Я не знала, чья эта берёзка…
— Берёза Ложкина! Хе-хе! Я рад, что берёзку никто не тронул. Клумбочка моя ещё жива? Из белых камней?
«ВМЭН» — самая первая повесть автора. Задумывавшаяся как своеобразная шутка над жанром «фэнтези», эта повесть неожиданно выросла до размеров эпического полотна с ярким сюжетом, харизматичными героями, захватывающими сражениями и увлекательной битвой умов, происходящей на фоне впечатляющего противостояния магии и науки.
В данный сборник вошли рассказы, написанные в самых разных жанрах. На страницах этой книги вас ждут опасности далёкого космоса, пустыни Марса, улицы пиратского Плимута, встречи с драконами и проявления мистических сил. Одни рассказы наполнены драмой, другие написаны с юмором. Некоторые из представленных работ сам автор считает лучшими в своём творческом багаже.
Автору книги, которую вы держите в руках, сейчас двадцать два года. Роман «Прощай, рыжий кот» Мати Унт написал еще школьником; впервые роман вышел отдельной книжкой в издании школьного альманаха «Типа-тапа» и сразу стал популярным в Эстонии. Написанное Мати Унтом привлекает молодой свежестью восприятия, непосредственностью и откровенностью. Это исповедь современного нам юноши, где определенно говорится, какие человеческие ценности он готов защищать и что считает неприемлемым, чем дорожит в своих товарищах и каким хочет быть сам.
Роман о хирургах и хирургии. О работе, стремлениях и своем месте. Том единственном, где ты свой. Или своя. Даже, если это забытая богом деревня в Сомали. Нигде больше ты уже не сможешь найти себя. И сказать: — Я — военно-полевой хирург. Или: — Это — мой дом.
Да выйдет Афродита из волн морских. Рожденная из крови и семени Урана, восстанет из белой пены. И пойдет по этому миру в поисках любви. Любви среди людей…
Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.
Уже почти полгода Эльза находится в коме после несчастного случая в горах. Врачи и близкие не понимают, что она осознает, где находится, и слышит все, что говорят вокруг, но не в состоянии дать им знать об этом. Тибо в этой же больнице навещает брата, который сел за руль пьяным и стал виновником смерти двух девочек-подростков. Однажды Тибо по ошибке попадает в палату Эльзы и от ее друзей и родственников узнает подробности того, что с ней произошло. Тибо начинает регулярно навещать Эльзу и рассказывать ей о своей жизни.
В юности Луду пережила психологическую травму. С годами она пришла в себя, но боязнь открытых пространств осталась с ней навсегда. Даже в магазин она ходит с огромным черным зонтом, отгораживаясь им от внешнего мира. После того как сестра вышла замуж и уехала в Анголу, Луду тоже покидает родную Португалию, чтобы осесть в Африке. Она не подозревает, что ее ждет. Когда в Анголе начинается революция, Луанду охватывают беспорядки. Оставшись одна, Луду предпринимает единственный шаг, который может защитить ее от ужаса внешнего мира: она замуровывает дверь в свое жилище.