На пороге - [13]

Шрифт
Интервал

— Эйнштейн как-то написал: «Слава делает меня всё глупее и глупее, что, впрочем, вполне обычно. Существует громадный разрыв между тем, что человек собою представляет, и тем, что другие думают о нём или, по крайней мере, говорят вслух. Но всё это нужно принимать беззлобно».

Юрковский с пониманием кивнул, но вдруг возразил:

— Мне больше импонируют другие его слова. Послушай. — Он закрыл глаза и слегка склонил голову: он не умел, как Ложкин, одновременно обращаться к памяти кибермозга и поддерживать разговор с собеседником. — «Идеалами, освещавшими мой путь и сообщившими мне смелость и мужество, были добро, красота и истина. Без чувства солидарности с теми, кто разделяет мои убеждения, без преследования вечно неуловимого объективного в искусстве и науке жизнь показалась бы мне абсолютно пустой». — Юрковский открыл глаза. — Жизнь, Федя. Жизнь людей — ничего не может быть важнее! И только в доброте — истинное величие. Я в это верю. — Он бросил взгляд на оружие дарков. — И если эту вещь люди повернут против людей же, то…

— Ты прав, — признал Ложкин. — Ты во всём прав. Только вот люди всегда воевали друг с другом. И сейчас они воюют друг с другом. И будут, чёрт возьми, воевать друг с другом! Это неизбежно. Да, сейчас мы можем говорить о мире. О желанном и, думаю, вполне достижимом мире. Но жизнь непостоянна. И сколько ни борись с неизбежностью, время всё вернёт на места. Всё течёт, всё меняется, как сказал один древний грек, не помню фамилии…

— Гераклит из Эфеса, — напомнил вдруг Сергей. Оба учёных посмотрели на него, и у обоих, к удивлению Сергея, на лицах читалось недовольство. Ещё можно было понять раздражение Ложкина, но Юрковский!.. Ему-то чем не угодил ответ юноши?!

Фёдор отделился от стены и громко сказал:

— Так, друзья мои. Час уже поздний, так что давайте на сегодня работу закончим. Эту штуковину под замок. Все по комнатам, все спать, завтра вы все мне понадобитесь свежими, бодрыми и полными сил. Андрюша, я искренне рад снова работать с тобой. Оля, моё почтение.

Не глядя на Сергея, он торопливо вышел из лаборатории.

— И правда, засиделись мы, — произнёс Юрковский, виновато разводя руками.

***

День получился насыщенным. С утра, едва поднявшись, тут же пришлось вступать в бой с дарками. По прибытии на Землю Ложкина ждала встреча с Ольгой и ожившие воспоминания. Уже вечером прямо с порога учёный взялся за изучение странного оружия пришельцев, и так увлёкся, что провозился до самой темноты. Ещё многое предстояло сделать, не терпелось продолжить работу. Приступить непосредственно к созданию опытного образца нового вида оружия. Но… надо сохранить силы.

Из отведённой ему комнаты открывался вид на тёмный парк: вид скучный, однообразный, даже жутковатый. Ветки деревьев бились на ветру в стёкла. Слышались странные шумы и звуки. В свете внешних фонарей возникали причудливые тени.

Учёный не любил лишнего шума, и потому вышел в коридор. По одну сторону были двери жилых комнат, по другую — широкие окна. Тут же зажёгся свет, и за окнами трудно стало что-либо разглядеть. Поэтому Ложкин мысленно обратился к управляющей системе, попросив убрать свет. И через миг снова оказался в темноте.

Окна выглядывали на аэродромчик и технические здания. Внизу невдалеке рядом с большим погрузчиком возилось несколько человек в оранжевых комбинезонах. Мусорщики! — догадался Ложкин. Занятно, что с мусором до сих пор приходилось возиться людям, машины присутствовали только за компанию. Мужички в комбинезонах подхватили какие-то продолговатые синие мешки и потащили к тёмному приземистому зданию. Они повторяли процедуру снова и снова — институт «производил» много мусора.

Мусор, грязь, пыль. Земля теперь стала непривлекательным местом. Дышалось здесь тяжело для привыкшего к чистой марсианской атмосфере учёного. И виноваты в том, конечно же, дарки. Их страшные орудия ударили сквозь земную кору, вызвав ускорение конвективных процессов в магме, что в свою очередь привело к смещению литосферных плит, возникновению гигантских разломов, повышенной вулканической активности, колебанию уровня океана и прочим безобразиям. Система контроля климата, изобретённая ещё в двадцать первом веке, смогла лишь сдержать могучие толщи возникших облаков. Система спасла для людей солнце, но большего от неё ждать было нельзя. Всё человеческое могущество пасовало перед взбунтовавшейся стихией. И только вмешательство лайтов позволило остановить разрушения.

Жизни в океане почти не осталось. Биосфера планеты испытывала настоящий шок. Многочисленные экологические и биологические ниши опустели, человечество едва смогло приспособиться к новым условиям. Микрочастицы пепла витали в воздухе. Катастрофически сократились запасы пресной воды. Планета восстанавливалась, но такими темпами, что восстановления всех экосистем можно было бы ожидать где-нибудь через пятьсот тысяч лет, не раньше.

И, что странно, такое происходило только на Земле. Марсианские и венерианские города не интересовали дарков: на этих планетах пришельцы ограничились только наблюдением. Даже те четыре чёрные сферы, что стартовали за космолайнером трое суток назад, являлись по сути дарк-игнорами: они не вступали в бой, а только наблюдали. Конечно, если потревожить дарк-игнор, он даст отпор. Но капитаны кораблей давно поняли, что на рожон лучше не лезть, особенно когда исход боя непредсказуем. Высказывались, конечно, версии, что дарк-игноры являются своего рода командными центрами или центрами координации и связи. Но раз они в бою не участвуют, их присутствие можно терпеть.


Еще от автора Дмитрий Михайлович Тагунов
ВМЭН

«ВМЭН» — самая первая повесть автора. Задумывавшаяся как своеобразная шутка над жанром «фэнтези», эта повесть неожиданно выросла до размеров эпического полотна с ярким сюжетом, харизматичными героями, захватывающими сражениями и увлекательной битвой умов, происходящей на фоне впечатляющего противостояния магии и науки.


Меня нет

В данный сборник вошли рассказы, написанные в самых разных жанрах. На страницах этой книги вас ждут опасности далёкого космоса, пустыни Марса, улицы пиратского Плимута, встречи с драконами и проявления мистических сил. Одни рассказы наполнены драмой, другие написаны с юмором. Некоторые из представленных работ сам автор считает лучшими в своём творческом багаже.


Рекомендуем почитать
Я все еще здесь

Уже почти полгода Эльза находится в коме после несчастного случая в горах. Врачи и близкие не понимают, что она осознает, где находится, и слышит все, что говорят вокруг, но не в состоянии дать им знать об этом. Тибо в этой же больнице навещает брата, который сел за руль пьяным и стал виновником смерти двух девочек-подростков. Однажды Тибо по ошибке попадает в палату Эльзы и от ее друзей и родственников узнает подробности того, что с ней произошло. Тибо начинает регулярно навещать Эльзу и рассказывать ей о своей жизни.


Год со Штроблом

Действие романа писательницы из ГДР разворачивается на строительстве первой атомной электростанции в республике. Все производственные проблемы в романе увязываются с проблемами нравственными. В характере двух главных героев, Штробла и Шютца, писательнице удалось создать убедительный двуединый образ современного руководителя, способного решать сложнейшие производственные и человеческие задачи. В романе рассказывается также о дружбе советских и немецких специалистов, совместно строящих АЭС.


Всеобщая теория забвения

В юности Луду пережила психологическую травму. С годами она пришла в себя, но боязнь открытых пространств осталась с ней навсегда. Даже в магазин она ходит с огромным черным зонтом, отгораживаясь им от внешнего мира. После того как сестра вышла замуж и уехала в Анголу, Луду тоже покидает родную Португалию, чтобы осесть в Африке. Она не подозревает, что ее ждет. Когда в Анголе начинается революция, Луанду охватывают беспорядки. Оставшись одна, Луду предпринимает единственный шаг, который может защитить ее от ужаса внешнего мира: она замуровывает дверь в свое жилище.


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Карьера Ногталарова

Сейфеддин Даглы — современный азербайджанский писатель-сатирик. Его перу принадлежит роман «Сын весны», сатирические повести, рассказы и комедии, затрагивающие важные общественные, морально-этические темы. В эту книгу вошла сатирическая баллада «Карьера Ногталарова», написанная в живой и острой гротесковой манере. В ней создан яркий тип законченного, самовлюбленного бюрократа и невежды Вергюльаги Ногталарова (по-русски — «Запятая ага Многоточиев»). В сатирических рассказах, включенных в книгу, автор осмеивает пережитки мещанства, частнособственнической психологии, разоблачает тунеядцев и стиляг, хапуг и лодырей, карьеристов и подхалимов. Сатирическая баллада и рассказы писателя по-настоящему злободневны, осмеивают косное и отжившее в нашей действительности.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.