На пороге ночи - [25]

Она так сильно стиснула ручку чемодана, что пальцы побелели. От надменности, исходившей от Робина, Джудит все больше становилось не по себе. Он считал себя центром вселенной, блистательно исполняя роль королевского отпрыска. Где, интересно, он этого набрался? В фильмах, книгах? Сдержанные жесты, словно он все время следит за впечатлением, которое производит на окружающих. Ни одного произвольного движения. Настоящая карикатура на взрослого. Просто ужас…

Джудит, готовая ко всему, ожидавшая увидеть перед собой сломленного, нервного, истеричного ребенка, возможно, с лицом, изуродованным нервным тиком, никак не могла заставить себя почувствовать хоть каплю симпатии к этому маленькому денди с ледяным взглядом. Красивый мальчик, но в его красоте есть что-то настораживающее. Что-то… металлическое .

Такси выехало на загородное шоссе, ведущее к аэропорту. Робин, застыв в глубине сиденья, наблюдал через боковое стекло за всем происходящим вокруг с таким видом, будто они проезжали по зоопарку. Иногда уголки его губ трогала улыбка, но Джудит не могла определить, что ее вызвало. Женщина больше не произнесла ни слова: боялась заговорить и услышать свою запинающуюся речь, которая могла не понравиться мальчишке. Она не привыкла к бурному излиянию чувств, в доме не принято было целоваться, а если уж изредка это и происходило, то лишь по случаю какого-нибудь семейного праздника. При этом важно было соблюдать чувство меры. «Только сухими губами!» – вдалбливал ей Джедеди. Если прежде Джудит боялась, что суровые правила их быта осложнят процесс привыкания Робина к новой обстановке, то теперь она понимала, как велико было ее заблуждение. «Что ж, тем лучше», – подумалось ей.

Все оставшееся время пути, пока они добирались до аэропорта, Джудит ломала себе голову, как ей умудриться трижды в неделю водить сына к детскому психиатру. В их деревушке, разумеется, такого врача не было. В Голден-Блаф жили только здоровые духом люди! Единственной возможностью оставалась поездка в ближайший городок, находившийся за двести миль, где имелся психдиспансер. Но был ли там специалист высокого класса? Встречались ли в его практике подобные случаи? Джудит не была уверена. За лечение Робина способно было взяться только какое-нибудь светило психоанализа, а разве хватит у нее для этого средств?

– Мы все-таки знаем друг друга, – вдруг сказал Робин, повернувшись к Джудит. – Ведь вы уже были моей надзирательницей в лагере для военнопленных, обтянутом колючей проволокой, не правда ли? Я вспомнил. Ваше лицо мне сразу показалось знакомым, только я не мог понять, когда мы встречались.

– Ты был совсем маленький, – почти прошептала Джудит. – Тебе исполнилось всего три года. Не думала, что тебе со мной было так плохо.

– Если говорить откровенно, – мальчик сдвинул брови у переносицы, – о том времени у меня почти не осталось воспоминаний. Лишь железная проволока, через нее был пропущен электрический ток, да? Моя мать Антония так говорила. Вы, кажется, меня не били… иначе я бы этого не забыл. Меня никуда не пускали, и все. Не вижу причины за это на вас обижаться. Каждый выполняет свою работу.

Как ни горько было Джудит слушать сына, она постаралась взять себя в руки. Рано взвиваться на дыбы… потом, как знать, нет ли здесь провокации? Спокойствие и терпение. Настоящая битва останется невидимой для глаз, она продлится годы, то будет кропотливый труд муравья, возводящего свой замок. Словесными стычками, рыданиями и истериками ничего не добьешься. Она будет сражаться, шаг за шагом отвоевывая утраченную когда-то территорию. Но главное – не спешить, ни в коем случае не пытаться быстрее решить исход боя. И не сдаваться, по крайней мере в самом начале!

– Остается уладить еще одно, – продолжил Робин. – Давайте сразу условимся соблюдать дистанцию, ведь наши отношения теперь не представляют секрета. Я сознаю, что вы ко мне приставлены для того, чтобы я не убежал, и у вас большие возможности – помощь агентов тайной полиции. Они хотели ввести меня в заблуждение этой историей с похищением, но я не так глуп. Мне известно, кто я и кто мои родители, так что не пытайтесь меня разубеждать, вы только потеряете время. Повторяю, я буду очень покорным пленником, но лишь до тех пор, пока мать или отец не приедут сюда, чтобы меня освободить. И когда этот час пробьет, вы обретете в моем лице злейшего врага, предпочитаю заранее вас предупредить.

Джудит слушала, поражаясь его странному акценту. Ей пришло в голову, что необычная манера речи еще больше отдаляла от нее сына. Робин очень четко произносил каждый слог и звук, подобно старым бостонским аристократам или дикторам на радио. Робин говорил так, как никогда и нигде не говорят дети, за исключением, может быть, двора английской королевы. Джудит ощутила прилив ненависти к человеку, который изуродовал ее сына, сделав из него ученую обезьянку. Чем он забил ему мозги, какими нелепыми баснями, чтобы полностью его подчинить? Впрочем, не все ли равно, раз ему это удалось?

«Путь к нему предстоит долгий, – подумала Джудит, стараясь подавить чувство гнева. – Хватит ли у меня сил?»