На пороге чудес - [55]

Марина даже удивилась, что ее не трогают эти рассуждения.

— Давайте перенесемся на несколько лет назад. Вот перед вами маленькая девочка. В ее голове торчит мачете. Ваши действия?

Чем дальше они плыли по реке, тем меньше становилось лодок. Временами на берегу виднелись кучки людей, в основном маленькие дети, но это случалось все реже.

Марина решила повторить свой вопрос. Прежде она никогда бы не осмелилась на это.

— Вы слишком драматизируете ситуацию, доктор Сингх. Разве я сказала, что мачете воткнулось девочке в голову? Была рана, ну, был разбит череп. Я извлекла щипцами костные фрагменты, но больше ничего нельзя было сделать. Если бы у нее вытекала спинномозговая жидкость, я бы увидела. Я зашила ее, нанесла мазь с антибиотиками, ура и слава мне, теперь я отвечаю вашим представлениям о порядочности, если только ваши представления не включают необходимость отвезти девочку в Манаус на рентген. Но поступки, которыми вы восхищаетесь, делаются машинально, неосознанно; это мой багаж, я привезла его с собой из западной медицины. Вы спросите меня, что случилось бы с этой девочкой без моего вмешательства? В племени всегда есть человек, который справлялся с такими ситуациями до меня, и я думаю, что он — в данном случае это был мужчина — использовал бы для помощи девочке имевшиеся у него средства. Была бы у него стерильная игла? Едва ли. Она умерла бы? Сомневаюсь. Теперь вместо морализаторства задайте себе такой вопрос: что случится с такой девочкой после моего отъезда? Будет ли племя по-прежнему так же верить человеку, который зашивал головы до меня? Сохранит ли он свои собственные навыки или слишком увлечется моими действиями? Я ведь не собираюсь тут жить вечность.

— Как вы думаете, у того туземца, который способен зашить голову девочки, которого вы уважаете, методы такие же успешные, как ваши?

— Теперь вы намеренно говорите смешные вещи. Я не слишком уважаю то, что выдается сейчас за науку. Человек Запада очень любит лечиться тинктурами из отваренных корней. Амазония представляется им чем-то вроде волшебного ларца знахарей. На самом деле здешнее лечение основано на неточно записанных рецептах и методах, дошедших через века от людей, которые очень мало знали. В джунглях можно много чего позаимствовать — именно тут я и создаю новый препарат, — но в большинстве случаев растения так же бесполезны, как бегония в горшке на окне вашей кухни. Растения, обладающие лечебным потенциалом, могут стать лекарствами лишь при соответствующей обработке. У местных нет представления о дозировке, о длительности приема. Если что-то и помогает, то мне это кажется почти чудом.

Марина вспомнила о стаканчике с мутной жидкостью, которую Барбара Бовендер принесла ей от шамана, и заподозрила, что она, человек Запада, поддалась чарам экзотического отвара. Это было лечение, успех которого она никогда не признает.

На лице доктора Свенсон появилась тень улыбки:

— Но вот в чем аборигены абсолютные гении, так это в приготовлении ядов. Тут так много растений, насекомых и разных рептилий, способных убить человека, что любой идиот способен состряпать зелье, которое убьет слона! Ну а в остальном — люди выживают независимо от лечения, которое получают. Ведь их выносливость беспредельна. И я предпочитаю не вмешиваться.

— Я понимаю вас. Только мне кажется, что в тот момент — ребенок, кровь — было трудно не вмешаться.

— Тогда ваше присутствие в лагере немного разгрузит меня. Я буду направлять к вам всех больных, которые приходят ко мне каждый день.

Марина засмеялась:

— Пускай они лучше обращаются к местным докторам. Я не вдевала нитку в иголку почти пятнадцать лет.

Внезапно Марина поняла, что не помнит, как зашивала ту, последнюю женщину, которую оперировала.

Она помнит лишь, как взяла в руки новорожденного и тут же увидела, что сделала. Как одна из сиделок унесла его. Но что было потом? Где была игла?

Нет, она не оставила пациентку с раскрытой маткой и брюшиной, но совершенно не помнит, как ее зашивала.

— Навыки восстанавливаются, — сказала доктор Свенсон. — Вы были моей студенткой. Поверьте мне, я вдалбливала вам это.

Марина мучительно пыталась вспомнить, как завершился тот давний инцидент, но тут ей в голову пришла другая мысль.

— А что доктор Рапп?

— Почему вы спрашиваете о нем?

— Он смог бы зашить девочке голову?

Доктор Свенсон фыркнула:

— Почти наверняка ему не пришлось бы этого делать, и не потому, что он не доктор медицины. Он превосходно знал физиологию человека, а такой твердой руки я в жизни больше не видела. Если бы он счел необходимым, он бы зашил вену при свете костра. Но доктор Рапп не преувеличивал свою роль в племени, никогда не изображал из себя великого белого героя, никогда не брал ни на образец больше, чем было нужно. Он ничего не разрушал и не нарушал.

— Значит, он оставил бы ее истекать кровью и умирать?

— Он бы проявил уважение к заведенному там порядку.

Марина кивнула и подумала, что ей, возможно, повезло больше, чем она думала: она попала в экспедицию, способную на сочувствие, хоть это и считается здесь ошибкой.

— А доктор Рапп жив?

С таким же успехом она могла спросить, выжил ли президент Кеннеди после покушения.